в любые последующие годы. Это своего рода «тематический перекресток», на котором все социальные, политические, нравственные движения в обществе просматриваются как нельзя лучше[234]. В 1978 году тему «искусство и тоталитаризм» будут обсуждать в программе «Писатели у микрофона» другие авторы РС – Анатолий Гладилин и Виктор Некрасов. Основное содержание связано с обсуждением изобразительного искусства в СССР и критикой советских журналов по искусству[235].

Выделим из цикла Газданова для программы «Дневник писателя» еще одну беседу, вышедшую в эфир в 1971 году, – о тенденциозности в литературе[236]. Газданов утверждает, что писатель не может быть проповедником: «Проповедуя, писатель становится неубедительным… Произведение принимает наивно-назидательную форму»[237]. Отдельно Газданов говорит о сатире и гражданской поэзии, вполне серьезно сравнивая русских классиков с малоизвестными советскими писателями и обвиняя последних в отсутствии таланта.

Литературу в СССР Газданов безоговорочно считал партийной пропагандой. Вот отрывок из его беседы: «Искусство при сколько-нибудь либеральном режиме не ограничено ничем, кроме творческого замысла художника, писателя или поэта. Кроме того, искусство не знает деления на классы и социальные категории и стоит выше партийных или государственных норм. Искусство или, конечно, наука… Конечно, всегда будут такие авторы как Мариэтта Шагинян, которая начала с того, что писала стихи: “В эту ночь от Каспия до Нила – / Девы нет меня благоуханней!”. А кончила книжкой в честь Берии. О дне литературы говорить не стоит… Определить при помощи точной формулы, что такое настоящая литература и в чем ее смысл, конечно, трудно… Можно, конечно, сказать, что литературное произведение – это нечто вроде идеального сплава или безошибочно найденного химического соединения. Есть разные степени литературного искусства. В самом низу находится то, что в свое время было принято называть бульварными романами. Они отличались тем, что в них все положительные герои были представлены так, что в них не было никаких недостатков, а отрицательные были лишены раз и навсегда каких-нибудь достоинств. В результате ни те, ни другие не были похожи на живых людей. Кстати говоря, это перешло впоследствии во многие романы советских писателей, где положительные герои – коммунисты, а отрицательные – империалисты или их наемники… Есть, конечно, настоящая литература, ее вершины – Гоголь, Лермонтов, Толстой, Пушкин, Чехов. Хотя у них были политические взгляды, они не проникали в литературу. Защита тех или иных политических принципов – дело политиков. (Есть разница между писателем Достоевским и публицистом…) В литературе политическая пропаганда неприменима. Введение в литературу религиозных или политических мотивов нельзя рассматривать, скажем, как нарушение литературной этики… Авторы, которые так поступают, чаще всего руководствуются соображениями положительной морали, если, конечно, они свободны и не выполняют партийных указаний, как это происходит в Советском Союзе. Но, вводя в литературу религиозные или политические цели, они переходят из одного плана в другой и от этого литература перестает быть литературой в подлинном смысле слова. И в подобном случае писателя не спасает даже такой незаурядный талант, как талант Грэма Грина. Что же говорить о тех, чьи способности в литературе следует признать чрезвычайно скромными»[238]. Об отсутствии настоящей литературной критики в Советском Союзе и том, что «критика не может себя свободно чувствовать во власти идеологии», Газданов говорит в «Беседе за круглым столом» – дискуссии о художественных и духовных проблемах советского общества – вместе с Вейдле и Адамовичем в 1967 году[239].

Писатели сумели внести в свои выступления публицистичность, живость изложения, программы зачастую строились на обсуждении актуальных событий. Постоянная работа у микрофона делала из таких авторов – журналистов, отдаляя и отделяя их от литературной деятельности. Такие беседы легко могут восприниматься на слух современными радиослушателями. Любопытно, что американские коллеги писателей вспоминают именно Гайто Газданова, и вспоминают его прежде всего как журналиста, а не как писателя. Джин Сосин: «Я встречал Гайто Газданова. Он был отличным журналистом. У него было большое чувство юмора. И всегда с папиросой на губах… Таким я его запомнил»[240]. Джим Кричлоу рассказывает: «Георгий Иванович Газданов… Так его называли в редакции. Это был многогранный человек… После Гражданской войны он очутился в Турции, потом в Париже. Сначала работал на автозаводе рабочим, а потом возил такси по Парижу. На основе своего опыта он написал роман “Ночные дороги”. Мы его соблазнили, и он приехал к нам работать журналистом. В отдел новостей. Я не могу судить, будучи американцем, но все говорили, что у него блестящий русский язык»[241].

Советская пропаганда не всегда могла быть понята и раскрыта. Только люди сведущие, оказавшиеся на Западе, могли начать рассказывать слушателям подлинные истории. Одним из таких людей был оставшийся в Лондоне в 1966 году писатель Леонид Владимиров (Финкельштейн)[242], попросивший в Англии политического убежища. Владимиров – один из немногих сотрудников РС, кто был профессиональным журналистом, в Союзе работал в научно-популярном журнале «Знание – сила». Он стал редактором и комментатором, сотрудником лондонского бюро РС в 1966–1977 годах, главным редактором Русской службы РС в 1977–1979 годах в Мюнхене. Некоторое время выступал под именем Владимир Зайцев. Через два года, после того как Владимиров уехал из СССР, он выступает у микрофона РС с беседой о роли органов безопасности в жизни советского гражданина: «О том, что название КГБ – лишь наивный камуфляж, свидетельствуют лучше всего прежние имена той же организации. Сперва это была Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Кстати сказать, «чрезвычайная» означало временная, но нет у нас в стране ничего более постоянного, чем «органы», как их то боязливо, то презрительно называют. Затем ЧК переименовали в ГПУ – Государственное политическое управление. И это было самым точным названием. Все последующие НКВД, МВД, МГБ, КГБ – гораздо менее откровенны. ГПУ – политическое управление. Орган по контролю настроений, мыслей, политических течений и поведения людей. Орган, сам ведущий и дознание, и следствие, и передающий дела в суд, и решающий – быть суду открытым или закрытым…»[243].

Владимиров регулярно принимал участие в программах «Обзор самиздата», «Культура, события, люди», вел аналитическую программу «Человек в Советском Союзе», произведения Владимирова прозвучали на волнах РС. В 1968 году вышла его первая книга в эмиграции «Россия без прикрас и умолчаний». Интервью о второй книге, вышедшей за границей, «Советский космический блеф» Владимиров дает ведущему РС Игорю Ельцову в программе «В мире книг» в 1972 году: «Советский и космический – это понятно любому радиослушателю, а вот блеф – это менее понятно… В своей книге на основании тех сведений, которыми я располагаю, и на основании большого количества