— Простите, а у вас тут умыться можно?

Себастьян пообещал найти мне полотенце и исчез. Пока я рылась в рюкзаке в поисках зубной щетки, извлекая оттуда то карманный фонарик, то складной нож с бесчисленным количеством лезвий, то флакончик жидкого мыла, то блокнот, то кошелек, то губку для чистки обуви, то студенческий билет с истекшим сроком действия, Надя наблюдала за мной с нескрываемым любопытством. Когда я наконец нашла щетку, она с близким к восхищению выражением сказала:

— Знаешь, я еще не встречала человека, таскающего с собой в сумке столько всякого барахла!

Я сунула нос в рюкзак и самодовольно ухмыльнулась:

— Ты еще и половины всего не видела!

Выйдя из ванной, я увидела, что в комнате под стеклянным куполом остался один Себастьян. Как оказалось, Надя и Даниель отправились по каким-то делам, в суть которых Себастьян не счел нужным меня посвящать. Вместо этого он полез в какой-то здоровенный плетеный ящик с ручками и, покопавшись в нем с минуту, достал что-то и протянул мне.

С испугом глядя на небольшой блестящий предмет в руке Себастьяна, я не нашла ничего умнее, чем спросить:

— Что это?

— Пистолет. «Беретта».

— Зачем он мне? Я стрелять-то не умею. И целюсь плохо. Я еще в детстве с расстояния двух шагов ни в кого снежком попасть не могла.

— Стрелять я тебя научу, а попадать в кого-нибудь тебе совершенно ни к чему. Главное — напугать.

— Да?! А если я начну стрелять в кого нужно, а попаду в кого не нужно?

— Если ты не прекратишь молоть чепуху, — разозлился Себастьян, — я сам начну стрелять, а я не промажу! Держи!

— Легкий! — удивилась я, поймав пистолет.

— Потому что без обоймы. Не надо так стискивать рукоятку. Положи палец на курок. Вот так, замечательно. Теперь целься… Ну хотя бы в тот дом на фотографии.

Я зажмурила левый глаз и прицелилась.

Себастьян потребовал от меня расслабить руку, не водить ею из стороны в сторону и совместить дом на фотографии с мушкой. Потом он встал за моей спиной, обхватил мою руку, лежащую на рукоятке пистолета, и как-то незаметно прижался щекой к моей щеке.

Вот этого делать ему не следовало. Комнату заволокло густым туманом, дом на фотографии растаял, а пол просто-напросто ушел из-под моих ног. Объяснения Себастьяна внезапно перестали доходить до моего сознания, превращаясь в абсолютно бессмысленный набор звуков.

Попытки взять себя в руки ни к чему не привели, и я поняла, что пропала…

В ту же секунду пистолет с глухим стуком упал на пол, а я, стремительно развернувшись, обхватила руками шею Себастьяна, и его губы, продолжавшие обучать меня премудростям обращения с оружием, замерли, остановленные поцелуем.

А потом я обнаружила, что лечу, причем в самом прямом смысле этого слова.

Приземлившись на диван, я, пытаясь понять, что все это значит, поискала глазами Себастьяна — и не нашла. Нельзя сказать, что я чувствовала себя комфортно. Скорее наоборот — на меня навалилась целая куча ощущений, из которых ни одно нельзя было назвать приятным. Неужели я так ему противна? Но ведь, судя по его поведению… За несколько мгновений я ухитрилась совершенно запутаться.

Стукнула балконная дверь, и в комнату вошел Себастьян. При виде его я окончательно скисла и попыталась исправить положение, жалобно пропищав:

— Себастьян… Извини… Я… Извини, ладно?

Стараясь не встречаться со мной глазами, Себастьян подошел к лежащему на полу пистолету и поднял его.

— Ты сейчас поезжай домой. На работу сегодня можешь не выходить, отлежись денек.

Он достал из картонной коробки обойму и ладонью забил ее в рукоять пистолета. Потом подошел к дивану и торопливо положил пистолет мне на колени. Но поспешно отойти не смог — обнаглев от отчаяния, я схватила его за запястье.

— Себастьян, прости… Я не хотела… Прости, если что-то не так.

— Все в порядке, — тихо сказал Себастьян, по-прежнему не глядя на меня. — Ничего не случилось.

Я не отпускала его, ожидая услышать что-нибудь более определенное. Тогда он, тяжело вздохнув, всетаки посмотрел мне в глаза и сурово, без улыбки, мрачно произнес:

— Ничего не было. — И холодно добавил: — И не будет. Никогда.

Пальцы мои разжались, отпустив руку Себастьяна. Я подняла голову. Над стеклянным куполом в ослепительно синем небе стремительно летели низкие облака.

Я положила пистолет на диван, взяв за лямку рюкзак, закинула его за спину и, не оборачиваясь, вышла из комнаты.

С тихим стоном Пауль поднял голову и открыл здоровый глаз. Зрение вернулось к нему не сразу, а когда вернулось, он решил, что у него начался бред. Придя в себя, он сообразил, что сидит почти вплотную к работающему телевизору, по которому показывают труп мужчины, зажатый во врезавшемся в столб автомобиле.

— Ну, наконец-то! — от наигранно-веселого тона Умника Пауля передернуло. — Наконец-то он снова с нами. Теперь мы можем повторить наш вопрос.

— Вы напрасно играете в мученика, — произнес чей-то низкий мужской голос. Его обладателя Паулю ни разу не удалось увидеть, голос доносился словно ниоткуда. Эта дурацкая конспирация и злила, и пугала Пауля. — Мы все равно узнаем, где книга, а вы можете лишиться здоровья, а вместе с ним многих жизненно важных органов. Вы, надеюсь, знаете, сколько их у каждого человека. Глаза. Уши. Зубы. Пальцы. Известно также, что мужчины очень дорожат своими половыми органами и крайне болезненно реагируют на механические повреждения, нанесенные этой одновременно самой мужественной и самой нежной части их тела. Вы перенесли много физических страданий, но вы еще не калека и вполне можете поправиться. Но если мы начнем допрашивать вас с пристрастием, ваши страдания многократно умножатся, потому что, даже когда прекратится боль и заживут раны, вы все равно уже не будете полноценным человеком. Вы станете уродом, калекой, изгоем. Друзья будут вас сторониться, а женщины — избегать. У вас никогда не будет полноценной семьи. Подумайте! Вы еще молоды, у вас впереди целая жизнь. Стоит ли выбрасывать ее на помойку ради книги, которая вам не принадлежит и которая вам не нужна? Ради книги и ради тех, кто так подставил вас, обманул, заставил быть одной из «шестерок» в карточной игре, правил которой вы не знаете.

Пауль стиснул зубы, стараясь заставить себя не слушать то, что говорил ему голос. «Они все равно не оставят меня в живых, — думал Пауль, — не дадут мне уйти, рано или поздно убьют, так что я не спасу свою жизнь предательством. Не спасу себя и погублю рыжеволосую девушку…»

Приказывая себе молчать, он бессмысленно таращился в экран телевизора, где в этот момент показывали толпу людей возле подъезда какой-то многоэтажки, машины «Скорой» и милиции, хмурых людей в форме.

Не поверив своим глазам, Пауль вздрогнул. В толпе камера оператора выхватила двух мужчин, одетых в кожаные пальто, по виду иностранцев и… рыжую девушку. Ту самую, которая спасла его в книжном магазине! Ту самую, которой он передал книгу!..