Гравировка на амулетах не только сохраняла сходство с возможными предметами, но и несла в себе магические знаки. Поэтому такие знаки использовались как печати: оттискивались на куске глины, прикреплявшейся к пробке кувшина или ручке предмета. Считали, что так магия знака передается глине, накладывая «вето» на предмет и тем самым обозначая чью-то собственность.

Наконец, жители поселения сообща возводили святилища, посвященные местным божествам. Точно так же поступали и их современники, первые поселенцы Нижней Месопотамии. Ведь первое святилище бога Эа (Энки, бог воды) было построено в этот период в городе Эриду.

С наступлением третьей стадии халафийская культура исчезает, чтобы уступить место другой, возможно, рожденной новыми поселенцами и называвшейся, хотя и не совсем благозвучно, культурой убайд (Телль-эль-Убайд на современных картах), по названию поселения в Нижней Месопотамии близ шумерского города Ур.

На самом деле между этими культурами не было никакого разрыва. Старые святилища перестроили, расширив, соответственно с увеличением поселений. Так что старые местные боги сохранились, и потому некоторые из сообщества верующих продолжали поклоняться им.

Самые большие из трех святилищ группировались вокруг двора в Тепе-Гаура, размеры которого теперь составляли от 12 до 8,5 метра, они строились из высушенных на солнце кирпичей, раскрашенных с внешней стороны.

Все же в целом домашняя архитектура угасала. С другой стороны, теперь более умело обрабатывался металл — с помощью литья. Хотя в Сирии и в Северном Ираке люди, относящиеся к культуре убайд (в некоторых источниках написание — Эль-Обейд. — Ред.), похоже, обычно продолжали использовать местный камень вместо того, чтобы организовывать собственное производство металла и орудий из него. Горшечники зачастую по-прежнему изготавливали вазы без применения гончарного круга.

Тем не менее амулеты изменились, став печатями, приобретя квадратную форму или в виде пуговицы с петлей сзади и выгравированными спереди фигурками животных вместо чисто геометрических рисунков.

В Сирии некоторые поселения были временно покинуты после III стадии, однако некоторые поселения в Ассирии, в особенности те, что превратились позже в Ниневию и Тепе-Гаура, расположенные всего в 24 километрах друг от друга, переросли в постоянные небольшие городки.

Святилища в Тепе-Гаура повторяют известные конструкции, что доказывает продолжение традиции, несмотря на все глубокие перемены в материальной культуре. Теперь они переросли в небольшие храмы, выстроенные из обожженных кирпичей и разделенные на несколько помещений. Эти святилища по-прежнему составляли группу из трех храмов по краям общего двора, но теперь он занимал территорию 17,4 на 13,1 метра.

Глиняные модели колесниц и даже крытых повозок показывают, что у этих людей были распространены колесные транспортные средства. Однако топоры, зубчатые серпы и остальные орудия труда и даже оружие по-прежнему изготавливались из камня и других местных материалов. Лазурит из Афганистана, небольшие ремесленные изделия из Шумера и предметы роскоши сюда завозились. Но основы самодостаточной неолитической экономики сохранились. Тем не менее импорт с юга позволяет сделать вывод, что эти ассирийские поселения появились одновременно с первыми городами (шумерскими. — Ред.) в Нижней Месопотамии.

В относительно хорошо обводненных степях Северного Ирана по-прежнему имелось достаточно много земель, пригодных для пахоты и пастбищ, поэтому никакой острой нужды для живших здесь людей преобразовывать свое хозяйство не было. Оказывалось проще использовать имевшиеся в изобилии местные материалы, чтобы изготавливать необходимые орудия и утварь, нежели завозить сюда металл или орудия из него, чтобы заменить имеющиеся.

В начале пятой стадии в Ассирии наблюдаются элементы новой экономики, аналогичной Сиалку в Иране. Однако их внедрение носило исторический характер, его лучше объяснить при рассмотрении городской революции в Южном Ираке.

Сообщества подобные Сиалку III и сходные с ними поселения убайдского типа в Сирии в равной степени, как и другие, располагавшиеся на нагорьях Малой Азии и на Балканском полуострове, располагали всеми техническими знаниями и плодами цивилизации, хотя экономическое устройство и социальная структура у них различались.

За тысячу лет халколитической эпохи народы Ближнего Востока совершили открытия, имевшие революционные последствия. Среди них — металлургия меди и бронзы, использование тягловой силы животных, колесный транспорт, гончарный круг, изготовление кирпичей, введение печатей. Уже до 3000 года до н. э. эти достижения распространились по крайней мере в Средней Азии (у автора — в Туркестане, но никаких тюрок тогда здесь и в помине не было, население было индоевропейским. — Ред.) и Индии.

Однако, несмотря на два локальных центра производства бронзы, функционировавшие в Мексике и Перу, ни один из них не распространился в Новом Свете, Океании или южной части африканской Сахары вплоть до исторических времен. Значение и природу данных преимуществ, уже обозначенных в археологических записях, следует отметить теперь особым образом.

Значение и революционные последствия металлургии детально рассмотрены в книге «Человек создает себя», равно как и в более технических книгах по археологии. Практически это означало сочетание четырех основных открытий: 1) ковка меди, 2) ее плавление, 3) извлечение меди из руды, 4) получение сплавов металлов.

Во-первых, природная (самородная) извлеченная из породы медь воспринималась как высшая разновидность камня, которую можно было легко заострить. Ее также сгибали, заостряли ковкой и даже расплющивали на полосы, которые разрубались.

Самородная медь была известна и использовалась в Сиалке I, поселениях Бадар и Амрат в Египте, упомянутых в следующей главе, с ней были знакомы и доколумбовы индейцы Северной Америки.

Во-вторых, инструменты из меди обладали всеми достоинствами ранее использовавшихся материалов — камня, кости, дерева вместе с другими, упомянутыми выше.

Делая инструмент из старых материалов, стремились только отделить лишние куски от большой заготовки. Орудие же из меди, подобно горшку из глины, иногда изготавливали, прочно соединяя ковкой куски вместе. При отливке форма производилась обычно из глины, жидкий металл наливали в нее, пока полость не заполнялась.

Единственным ограничением величины формы и, следовательно, литья оставалось техническое исполнение, практическое умение исполнителя. Конечно, размер форм, получаемый при отливке, совершенно не предопределялся. Более того, форму отливки в дальнейшем могли изменить в ходе ковки, ведь медь — пластичный материал.

Наконец, металлическое орудие служило дольше, чем любое другое, изготовленное из камня или кости. Ведь медный топор или нож посредством ковки вытягивали, их лезвие получалось длиннее, чем то, что у каменного топора или кремневого ножа. Однажды сломанные кремневые (или из иного камня) орудия никто не мог снова восстановить соединив. Что же касается медного орудия, то в случае поломки его не только можно было вновь починить путем заточки или ковки. В случае его полного выхода из строя медное орудие переделывали практически без потерь металла, и новое орудие служило так же хорошо, как и старое.