– Фугасный… Готово!.. – докладывает Слава Баклин.

– Огонь!..

Облако пламени, ослепляя черноту ночи, взметается кверху на том самом месте, откуда только что работал вражеский пулеметчик. Но радоваться меткому попаданию некогда. Отсвет взрыва высветил новую угрозу, возникшую будто ниоткуда. Легкая немецкая «самоходка», развив приличную скорость, движется прямо на позиции «штрафников».

– Цель – плюс сорок!.. – в азарте кричит командир. – Бронебойным! «Сучка»! От пулемета – плюс десять. Смещается влево!

– Бронебойный… Готово!

– Огонь по «сучке»!

Три волны фашистских контрнаступлений удалось отбить во многом именно благодаря методичной работе башенного орудия и курсового пулемета «тридцатьчетверки». Во время четвертой контратаки немцы попытались воспользоваться темнотой и позиции аникинского взвода с левого фланга. Две тяжелых самоходных артиллерийских установки. Но Латаному удалось подбить гусеницу головного «фердинанда». После того как машина остановилась, в дело вступил Липатов. Подкравшись к «самоходке» сбоку с трофейным «фаустпатроном», он в упор всадил гранату в бронированный корпус.

Граната прожгла металл в самом центре массивной коробки, видимо, войдя внутрь в районе топливных баков. Громкий взрыв сотряс «фердинанда», разворотив бронированную сталь. Горящее топливо огненным облаком вырвалось вверх, осветив поле боя на несколько десятков метров вокруг.

Вот тут-то наши танкисты и увидели, что следом за зажженным «фердинандом» обходной маневр совершали еще три самоходных артиллерийских установки. Они стали тут же маневрировать, стремясь как можно быстрее укрыться в спасительной ночной темноте. У двух более легких «ягдпантер» это получилось лучше. Одна тут же дала задний ход, а вторая стала разворачиваться, не сбавляя хода.

«Фердинанд», шедший в хвосте подбитого, замешкался. Машина остановилась и лишь спустя несколько секунд тоже начала разворачиваться на месте. В этот момент в массивную квадратную лобовую часть «самоходки» угодил снаряд, выпущенный орудием «тридцатьчетверки».

В течение трех атак экипаж Каданцева и штрафники вывели из строя и уничтожили четыре немецких самоходных артиллерийских установки – два «фердинанда» и по одному «ягдтигру» и «пантере».

Свои контратаки немцы начинали без передышки, одну за другой, стремясь во что бы то ни стало прорвать позиции, обороняемые аникинскими бойцами и танковым экипажем, и ворваться обратно в фольварк.

Когда они в свете горящих самоходок пошли в наступление в четвертый раз, у штрафников почти не осталось боеприпасов. И свои патроны, и трофейные гранаты, и «фаустпатроны» были израсходованы. Только лобовой пулемет Славы Баклина продолжал скупо, но метко посылать очереди в цель, поддерживать залегших в изрытой воронками земле бойцов.

Аникин распределил остатки взвода по широкой дуге, окаймлявшей «тридцатьчетверку», так, чтобы сектор стрельбы башенного орудия и пулемета накрывал защитным веером подковообразное расположение бойцов взвода.

По приказу командира штрафники готовились к рукопашной. Они молча вглядывались в стремительно приближавшиеся тени наступавших. Они, стискивая зубы, пытались сдержать порывы лютой ненависти. С таким же ожесточением их ладони сжимали рукояти ножей и кинжалов, вынутых из голенищ сапог, из щегольских трофейных ножен, болтавшихся на трофейных офицерских портупеях.

Кто-то в судорожной спешке прикреплял штык к винтовке, на ощупь, не глядя, не отрывая глаз от цепи орущих, подбадривающих себя собственными голосами наступавших фашистов.

Слева, из подбитой тупоносой «ягдпантеры», по штрафникам вел огонь пулемет. Он пытался оказать огневую поддержку наступавшим врагам. Немецкий пулеметчик успел выпустить несколько очередей, пока экипаж Каданцева не добил метким выстрелом огрызавшуюся машину противника. Это был бронебойный, последний снаряд в боекомплекте «тридцатьчетверки», и это выяснилось совсем скоро.

Аникин увидел, как одна за другой три тени выбрались из башни. Танкисты вынужденно покинули израненную машину, но далеко от своего танка не ушли, залегли тут же, под гусеницами «тридцатьчетверки». Запасливый командир танка сразу пустил в ход ППШ, который ждал своего часа в башне, в ногах хозяина, среди снарядных ящиков, а теперь стрелял в его руках.

Баклин успел свинтить и взять с собой лобовой пулемет. Укрывшись в воронке справа от танка, он застрочил по цепи наступавших немцев. Этот огневой удар танкистов оказался для врага совершенно неожиданным. Бежавшие в атаку будто наткнулись на невидимую в темноте преграду. Эта заминка стала сигналом для штрафников.

Липатов, Шевердяев и Аникин, а вслед за ними и другие, в стремительном броске, без криков «ура!» и прочих звуковых средств поддержки, вдруг выросли на пути фашистов, окончательно ввергнув тех в состояние замешательства.

Андрей использовал приклад своего «папаши» как кувалду, нацелив встречный, размашистый удар в лицо набегавшего. Тот успел чуть наклонить голову, и угол приклада пришелся в каску. Раздался звук, как будто молотком со всей силы ударили по пустой алюминиевой тарелке. Андрей столкнулся с немцем на встречных курсах, и удар получился настолько мощным, что противника не спасла даже каска.

Тело немца по инерции завалилось на бок. Он будто оступился, выбросив вперед руки, чтобы смягчить удар о землю. В этот момент Аникин, вскинув свой ППШ вверх, отрывисто, с силой опустил приклад автомата на затылок немца. Раздался хруст ломаемой кости. Удар раздробил немцу основание черепа.

Андрей не слышал этого хруста. В ушах его гулко отзывался стук собственного сердца. Он машинально наклонился и ухватился ладонью за обжигающе горячий ствол пистолета-пулемета, который торчал из-под живота неподвижно лежащего немца. Ладонь Андрея даже не почувствовала, что металл раскален от стрельбы. Он, с силой дернув, потянул ствол на себя, отчего тело только что убитого им врага развернулось на спину. Мертвец крепко сжимал свое оружие и не хотел расставаться с ним даже после смерти.

С тем же автоматизмом, практически не использующим сознание и рассудок, Аникин ловким движением правой руки забросил ППШ на ремень за спину и перехватил трофейный «шмайсер» в руках. Он тут же с сухим треском задрожал у него в руках, посылая очередь в бежавшие на Аникина и стрелявшие тени.

Он видел, как его товарищи штрафники бросались к упавшим, жадно выхватывая у убитых и раненых гранаты, винтовки и автоматы. Кто-то глухо рычал, будто зверь, сцепившийся в лютой схватке с другим хищником. Кто-то закричал, жутко, отчаянно позвал маму, и крик его тут же перешел в клокочущий хрип предсмертной агонии.

Несколько бесконечно долгих минут, когда две силы только сшиблись, в глухой кровавой борьбе решалось, чья возьмет. Но отчаянная энергия злобы штрафников, ощетинившихся лопатками, ножами и прикладами, стала одолевать остервенелую ненависть фашистов.