— Я ничего не чувствую. Вы здесь с того момента, когда меня принесли?

— Не совсем.

Ее мозг не прояснился настолько, чтобы понять.

— Не совсем? — эхом повторила она.

— Вы были больны в течение двух недель.

Гейл слушала его отвлеченно, вспоминая руку, которая не пускала ее из жизни, когда темнота и боль тянули в небытие.

— Бедный папа! Он, должно быть, ужасно устал сидеть здесь и все время держать мою руку. Где он теперь?

Ланс ответил не сразу:

— Я не хочу расстраивать вас, но вы можете припомнить то, что случилось до аварии?

Гейл задрожала. Она вспомнила все снова: как она тихо открыла дверь кабинета, вошла…

— Пожалуйста, я не хочу говорить об этом, — простонала она.

— Как вы оказались на автостраде? — мягко и настойчиво спросил он.

Ее губы едва двигались.

— Я была так несчастна.

— Несчастны? — продолжал он расспросы. — Но почему?

Гейл неохотно проговорила:

— От бабушки пришла телеграмма. С дедушкой в Танжере произошел инсульт. — Она сделала паузу, затем поспешно спросила: — Папа там сейчас, правда? Он поехал, чтобы увидеть дедушку. Он очень болен?

Ланс наклонился вперед и положил свою руку на ее лоб, в глазах его было какое-то странное выражение. Затем он выпрямился.

— Ему некоторое время, как и вам, необходимо побыть в постели.

— Я не буду долго здесь оставаться. Я чувствую себя намного лучше. Хотя и не чувствую ног. Они оцепенели, вероятно, от долгого лежания.

Он покачал головой и грустно улыбнулся:

— Держитесь, вы должны мужественно отнестись к тому, что я скажу. Лучше сообщить вам теперь, чем вы сами узнаете позже, и, безусловно, достаточно скоро.

Ее лицо побледнело, а синие глаза грустно смотрели на Ланса, напоминая ему глубокие озера с темно-синей водой.

Он хочет сообщить об отце и миссис Ламберт, конечно. Он имеет в виду их. Гейл сжала руки, ее губы дрожали. Она хотела остановить его, сказать ему, что она знать ничего не хочет. Потом его слова привлекли внимание Гейл. Ланс говорил об автомобильной катастрофе.

— Когда вас выкинуло из машины, вы при падении повредили позвоночник. Поврежден его ствол, защищающий спинной мозг, разорвало нервные окончания, это и вызвало лихорадку.

Шепотом она спросила:

— Что вы хотите этим сказать?

— У вас временный паралич ног, который через какое-то время должен пройти. — Он заключил ее руки в свои. Мягко, чтобы смягчить удар, заговорил.

Гейл никак не могла осознать того, что он ей втолковывал. Она смотрела и смотрела на его загорелую сильную руку, держащую ее белую маленькую, исхудалую ручку. Мысли метались, как стадо овец, и мозг плохо соображал. Она лежала спокойно, пока суть того, что он сказал ей, не дошла до нее. Затем она отдернула руку, ее глаза расширились от ужаса.

— Хотите сказать, я не смогу ходить? Я должна буду лежать в кровати в течение нескольких лет? — От волнения она почти кричала. — Я не верю этому. Вы пугаете меня. Уходите, я ненавижу вас! Вы слышите? Ненавижу вас!

Гейл уткнулась лицом в подушку и тихо заплакала. В комнату вошла сестра, и когда Гейл опомнилась, Ланса уже не было.

— Это правда? — спросила она, когда сестра стала поправлять покрывало на ее кровати. — Я действительно парализована?

— Боюсь, что так. Но способность двигаться должна возвратиться. Я знаю, для вас это удар, но и он не оправдывает вашего грубого обращения с мистером ван Элдином. Вы скоро сами бы обнаружили это, и он думал, что будет лучше рассказать вам все сразу, объяснить, что ситуация временная, иначе вы можете вообразить бог весть что. — Похоже, сиделка делала ей выговор. — Бедный молодой человек сидел с вами день и ночь в течение двух недель, отлучаясь только, чтобы принять душ и поесть. Не плачьте, пожалуйста, будьте разумны, и вы скоро опять сможете ходить.

Гейл душили рыдания.

— Вы правы, — всхлипывала она. — Я хочу поправиться к приезду папы. Вы не скажете, где он?

Сестра покачала головой и отвернулась.

В тот день Ланс не навещал ее больше, но Гейл слышала, как сиделка отвечала на его вопросы о самочувствии своей знакомой по телефону в коридоре. И только потом она вспомнила, что Ланс не ответил, где сейчас отец.

Ночь Гейл провела беспокойно, пробудившись рано утром от шума в коридоре, рядом с ее комнатой. Дверь была слегка приоткрыта, и молодые звонкие голоса медсестер-практиканток выделялись на фоне строгого голоса старшей медсестры.

— Пожалуйста, — внушала им старшая медсестра, — никаких газет в шестую палату. Материалы об авиационной катастрофе помещены во всех утренних газетах. Отец мисс Пемблтон был на борту самолета, потерпевшего крушение.

— Бедная девушка! — воскликнула одна из медсестер, стараясь говорить тише. — Я не хотела бы быть тем, кто сообщит ей. Он отправлялся в свадебное путешествие, это правда?

— Кажется, так. — Тон старшей сестры не поощрял дальнейшего обсуждения. — Никаких больше разговоров в коридоре, прошу вас, и помните, никаких газет.

Гейл лежала с закрытыми глазами.

«О боже, какая чушь! Они говорили о ком-то другом. Этого не может быть. Папа не мог умереть».

Она начала дрожать как в лихорадке. Все тело было в жару, на лбу проступили холодные и липкие капельки пота. Вскоре вошли две молоденькие медсестры, захлопотав вокруг нее, но Гейл была уже в состоянии шока.

В течение следующих трех дней к ней не допускали посетителей. По распоряжению доктора ей проводили интенсивную терапию. На четвертый день ей стало лучше, и сестра, дежурившая с утра, сказала, что звонил Ланс.

— Мистер ван Элдин сегодня не сможет навестить вас. Он уехал по делам.

Хотя Гейл и говорила себе, что ей все равно, но, будучи в одиночестве, она затосковала без него. Приехали друзья, чтобы повидать ее. Сестра не позволила им остаться надолго, и никто из них не упоминал ее отца.

Ланс прибыл через два дня. Он безукоризненно выглядел, если не считать его утомленного вида. Посмотрев на бледное худенькое личико Гейл, он улыбнулся.

— Папа умер? — Она спросила прежде, чем он сел.

Точным жестом он поправил брюки с отутюженной складкой и расположился на стуле около ее кровати.

— Итак, вам известно. Я надеялся скрыть это от вас до приезда вашей бабушки, которая смогла бы утешить вас. Кто вам сказал? — спросил он мрачно.

— Никто, — солгала она, испытывая муку. — Так это вы держали меня за руку, когда я была без сознания! Это ваша рука вытянула меня из мрака к жизни. Напрасно! Мне не хочется жить, раз папа умер.

Ланс ван Элдин прищурил глаза и горько заметил: