Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какое-то время мы сидели молча, время от времени поднося стаканы к губам. За нашей спиной за столом собралась вполне шумная компания из пяти молодых людей, по виду студентов второго или третьего курса какого-нибудь технического вуза. Они дружно распивали лагер, стоящий в списке первым и обсуждали чемпионство Спартака, которому, вообще-то, уже исполнилось несколько месяцев. В какой-то момент они это, как будто, поняли и перешли к обсуждению раскладов на предстоящий сезон – здесь их мнения разделись на диаметрально противоположные и дискуссия стала более эмоциональной.
– Интересно, а если бы они не выпили столько пива, сколько они выпили, в каком тоне шел бы разговор? – спросил мой сосед. Он тоже к нему прислушивался.
– Не знаю. Это же футбол, тут ни в чем нельзя быть уверенным.
– Забавно другое – как они возбуждены тем, что выпили по несколько стаканов весьма посредственного пива. Скорее всего, они даже не опьянели, они просто возбуждены от самого факта.
– Да, но они же студенты. Сколько им лет, восемнадцать? В таком возрасте нормально возбуждаться от того, что выпил немного пива. Оно тебя раскрепощает.
– Хуже будет, если они пронесут эту способность через всю жизнь.
Я не очень понял, о чем он говорит, но, к счастью, он сделал глоток и развил мысль.
– Я всегда воспринимал алкоголь как необходимый атрибут жизни. Как, своего рода, средство, которое помогает мириться со всем вокруг, как что-то, что облегчает существование, если угодно. Есть люди, их много, – и наши юные друзья, безусловно, из их числа, – которые относятся к алкоголю, как к празднику. Но ведь он – совсем не похож на праздник. Скорее на обычную, в меру безрадостную жизнь. А похмелье – на смерть. Мне жалко, что они этого не понимают и, наверное, не поймут.
– Я понимаю, о чем вы, но разве вы, когда учились на первом-втором курсе, не относились к нему так же?
Он посмотрел вниз и улыбнулся.
– Нет. Я очень мало учился на первом курсе и вообще не учился на втором. Благодаря этому у меня было достаточно времени, чтобы придумывать разные теории, некоторые из которых были подтверждены экспериментально. Теория про алкоголь – из их числа. Если хотите, я могу рассказать вам другие. Если хотите, я могу рассказать вам вообще все. Мне почему-то захотелось поговорить, так, как не хотелось, наверное, никогда. Но только, если вы этого хотите.
Я-то, конечно, не хотел ни о чем говорить. Я хотел допить свое пиво, возможно, выпить еще одно и поехать домой – в последнее время все мои пятницы заканчивались приблизительно так. Слушать историю жизни случайного незнакомого человека у меня не было никакого желания. Я истории и знакомых-то людей с трудом находил силы слушать. А тут – теоретик, который находит в алкоголе спасение от существования. Надо оно мне?
Оно мне было, конечно же, не надо. Но сказал я почему-то совсем не это.
– Да, я хочу. Не понимаю, почему, но хочу.
Он улыбнулся.
– Выходит, мы оба не понимаем, зачем нам это нужно, но оба хотим. Поразительное единогласие! Тогда я предлагаю взять еще по пиву. – Он встал. – Вам такое же?
В этот момент на экране вполне безобидный концерт группы Tears for Fears сменился AC/DC.
– Мне кажется, что, когда здесь начинается AC/DC, нужно уходить. Они как будто сами намекают: ребята, теперь вечеринка только для избранных, всем прочим – пора.
– Да. – Согласился мой сосед. – Я много чего в жизни, конечно, видел из того, на что смотреть бы не стал, но вот престарелый Агнус Янг в школьной форме – упаси Боже. Пойдемте? Я думаю, мы легко найдем какой-нибудь другой паб, они теперь на каждом перекрестке.
Мы встали и вышли на улицу. Закурили. Я снова посмотрел на машину и решил спросить:
– А вы не знаете, случайно, что именно это за машина?
Он подошел поближе, прищурился, потом отступил на пару шагов.
– Эта какая-то “Волга”. То ли ГАЗ-21, то ли 24. Но “Волга” в любом случае. Вам это очень важно?
– Нет, просто всегда было интересно, а спросить было не у кого.
Мы прошли под “Волгой” и пошли в сторону Ильинки. Мой спутник молчал и выдыхал дым. Потом сказал:
– Пойдемте, наверное, на Маросейку. Уж не знаю, что конкретно мы ищем, но там что-нибудь найдем точно. И, может, перейдем на “ты”? Мы, конечно, все равно это сделаем чуть позже, но лучше договориться, я считаю.
– Да, само собой. – Согласился я.
Почти весь путь до Маросейки был перерыт. Вокруг памятника героям Плевны хаотично лежали тротуарные плиты и бордюрные камни, огороженные бело-зеленым забором. Наверное, так лучше, чем общественный туалет, подумал я, пока мы шли по узкой тропинке, обозначенной красными дорожными ограждениями, которые отделяли нас от проезжающих рядом машин. Наверное, лучше горделиво стоять посреди разрухи, чем самому быть разрухой. На самой Маросейке дорожных работ, к счастью, не велось. Мы перешли на левую сторону улицы, и пошли прямо. Мой спутник шел смотря себе под ноги и не поднимал головы даже для того, чтобы посмотреть на светофор. Казалось, что он что-то вспоминает, но, возможно, ему просто было неловко, что он начал разговор со мной и теперь продолжает его таким образом. Тут он поднял голову вверх, посмотрел на звенящую колоколами церковь, а затем сказал:
– Знаете, то есть, – знаешь, я был тут две недели назад, но мне отчего-то кажется, что я так давно здесь не был. Когда-то я тут жил, недолго, пару лет. Потом пришлось съехать, и с тех пор я почти здесь не появлялся.
– Ты жил на Китай-Городе? Серьезно?
– Да, в Спасоглинищевском переулке, недалеко от синагоги. Когда учился в институте, в МГТУ. Каждый день вставал, садился на автобус и ехал по прямой,