Назар начинает ласкать мою чувствительную плоть ртом, по всему телу расползается странное покалывание. Я замираю в ожидании ещё одного крышесносного и неотвратимого оргазма, жажду его и готова умолять, но сталкер переворачивает меня на живот, чуть подтягивает бёдра и толчком оказывается внутри. Утыкаюсь лбом в постель, расслабляясь, отпускаю и позволяю. А он берёт меня куда более жёстко, чем за несколько минут до этого.

И это мне тоже нравится.

И когда меня ослепляет второй раз, я, пережив вспышку, проваливаюсь в странное состояние то ли истощения, то ли блаженства.

– Сначала и до десяти, Надя, - слышу приказ будто сквозь толщу воды, когда меня до плеч укрывают одеялом. Но не досчитываю даже до трёх, потому что проваливаюсь в сон.

* * *

В себя я прихожу уже поздним вечером. Да, не просыпаюсь, а именно прихожу в себя. Тело ощущается тяжёлым и уставшим, но вместе с этим и каким-то… наполненным. Не в прямом смысле, мы предохранялись, а по ощущениям. Сейчас я не чувствую внутри той сосущей дыры, она молчит, не веет своим могильным холодом. А ещё я её не боюсь. Впервые за долгое время меня не страшит это пугающее ощущение сырой пустоты, что возникает во мне время от времени без причин.

Я чувствую себя целой.

А может, сталкер прав? Именно это мне и нужно - встряска, ощущения на максимум. За повязкой на моих глазах он не себя от меня прячет, а выталкивает из анабиоза меня саму.

И, надо сказать, у него получается. Мысли, чувства шевелятся внутри, бурлят, набухают, разрастаются. Краски возвращаются в мою жизнь. Я будто отслеживаю этот процесс в режиме реального времени, наблюдаю его и кажется, что даже могу потрогать.

– Ты сегодня улыбаешься, - замечает отец за поздним ужином, за которым я решила к нему присоединиться. - Всё хорошо?

– А разве улыбаются, когда плохо?

– Ты - да. Но иначе.

Я пожимаю плечами и опускаю глаза в тарелку под внимательным папиным взглядом. Едва сдерживаюсь, чтобы не прыснуть от смеха, вспомнив стёбное предложение Назара позавтракать втроём. Это могло бы получиться очень весело.

Ну или не очень, точнее уж точно совсем-совсем не весело.

Мы заканчиваем ужин и желаем друг другу спокойной ночи. Я уже и не помню, когда мы шли спать, расставшись на такой, как минимум, спокойной ноте.

Утром я тоже встаю в прекрасном настроении. Мышцы внутри потягивает, но это даже волнует, потому что напоминает. Теперь это странное сползающее от горла и до самого живота ощущение, каждый раз появлявшееся, когда я думала о своём преследователе, немного меняется. Оно трансформируется из только лишь страха в страх, смешанный с возбуждением. Дикий, но чарующий коктейль.

Занятия в университете проходят тоже спокойно. Я решаю сразу ехать на репетицию в студию “Wet rain”, чтобы не делать крюк до дома.

Выхожу из такси, что остановилось за зданием студии, решили не объезжать, потому что с другой стороны бы попали в пробку, и иду вдоль стены, как вдруг сзади слышу резкий звук тормозов.

Обернуться я не успеваю, потому что через секунду мне на голову набрасывают тёмный мешок. Меня хватают и волоком втаскивают в автомобиль. Сначала сердце заходится в испуге бешеным стуком, но тут же мне хочется разозлиться, что он так меня напугал. Экстрим, конечно, возбуждает, но сердечного приступа мне не хочется.

Однако, спустя ещё несколько секунд, когда машина срывается с места, а в бок я получаю болезненный тычок, заставляющий резко выдохнуть и застонать, то понимаю, что что-то не так. Рядом со мной сидят двое. Назар же - одиночка. И он бы не стал причинять мне реальную боль. Думаю, что не стал бы.

А значит, это не Назар. И, кажется, я по-настоящему в беде.

19

– Пошла! - меня бесцеремонно выдёргивают из машины и грубо толкают в спину.

Я переставляю ноги, но они путаются и я, споткнувшись, падаю, больно ударившись коленками и ладонями о гравий. Мне страшно, я полностью дезориентирована, так что неудивительно, что ноги не держат.

Ехали мы минут тридцать, а потом меня закрыли в машине. Не знаю, сколько я там просидела. Может час, может больше. Телефон у меня забрали, так что определить сложно. Только примерно, если учитывать, что солнце уже почти село.

– Вставай давай! - грубо вздёргивают за руку, больно сжав выше локтя. Синяк останется, но это точно не самая большая моя проблема.

Наверное, мой похититель понимает, что мои собственные ноги сейчас нормально нести меня не способны, поэтому подхватывает под руку и, подталкивая перед собой, ведёт вперёд.

Кажется, мы входим в здание, если судить по тому, что после мелких камешков под ногами ощущается ровный пол. Запах тоже меняется - со свежего воздуха на слегка сладковатый, напоминающий отсыревшее дерево или опилки.

– Вот она, - меня с силой толкают вперёд, но я всё-таки умудряюсь устоять на ногах.

А потом сдёргивают мешок.

Приходится проморгаться, чтобы зрение привыкло к свету после тёмного, не пропускающего свет мешка. И, наконец, глубоко вдохнуть, потому что под тканью дышать было трудновато.

Я стою посреди большой гостиной дома, облицованного деревом. Что-то типа загородного или дачи. Передо мной на чёрном кожаном диване сидит мужчина лет пятидесяти, который кажется смутно знакомым. Не могу вспомнить, но уж точно видела его где-то, может, мельком. Сбоку и сзади ещё несколько крупных мужчин в чёрных костюмах, похоже, охранники этого.

Он смотрит на меня без особого интереса, а потом вздыхает, словно я сама сюда напросилась, чтобы ему досаждать.

Первой заговорить страшно, поэтому я молча смотрю на него, ожидая, что он пояснит, зачем меня похитили среди бела дня и притащили сюда.

– Ты Надина Ансупова? - спрашивает, скривившись.

– Я, - отвечаю подвёвшим голосом. На большее меня не хватает, потому что горло сводит в спазме от страха.

– У нас с твоим отцом есть нерешённые вопросы, по