— Это верно, Исаак. Кроме того, он был холодным, неприятным, совсем не похожим на моего отца, своего брата. Единственной радостью в жизни Перлы была дочь. Но когда Фанете было пятнадцать лет, он выдал бедняжку за мужчину на двадцать пять лет старше. Этот человек жил в самом отдаленном месте, какое смог найти.

— Ездра сделал это умышленно?

— Тогда я так думал, Исаак, потому что он легко мог бы найти ей здесь превосходного мужа. Она была нежной, хорошенькой девушкой с немалым приданым. Многие семьи видели в ней невесту для любимого сына. Дядя Ездра говорил, что ее муж был самым богатым человеком, какого он знал. Возможно, некогда это было правдой и послужило мотивом. Он был сыном человека, с которым Ездра вел в прошлом большие дела. — Неожиданно Мордехай хлопнул в ладоши. — Исаак, я погрузился в воспоминания и ничего вам не предложил.

Когда вошла служанка, он велел ей принести закусок.

— Я нахожу ваши воспоминания весьма познавательными, — сказал Исаак.

— Мы остались друзьями, — продолжал Мордехай. — Потом, когда дядя Ездра умер и Перла осталась вдовой, она сказала мне, что уезжает. Я чуть с ума не сошел от отчаяния. Тогда моя бедная жена была еще жива, она была очень достойной женщиной, я был к ней очень привязан. Никто не мог бы пожелать лучшей жены. Но Перла сказала, что ей невыносимо оставаться в городе, где была так несчастлива. Ей всей душой хотелось вернуться на Мальорку, где, как она говорила, были свет, радость и дружба. Через год после отъезда Перлы моя жена умерла, и, оплакивая ее, я жалел, к моему величайшему стыду, что она не скончалась раньше Ездры. Исаак, я никому ничего не рассказывал об этом, — печально сказал он.

— Мордехай, я бы никому не сказал ни слова ни о вашей любви к Перле, ни о ее отношении к своему мужу.

— Исаак, вы очень сдержаны в этом заявлении, — со смехом сказал Мордехай. — Но вы правы. Тогда больше ничто не было секретом.

— Мне только непонятно, почему Перла посоветовала внуку приехать в ненавистный ей город.

— Тому есть причина, — сказал Мордехай, — вполне понятная. Но мне трудно поверить, что воспитанный Перлой молодой человек, пусть и конверсо, так мало знает о своей религии. Однако, Исаак, этот Лука едва знаком с нашей верой. Он не родился в этой вере и не воспитывался членами общины.

— Может, она старалась защитить его? — предположил Исаак.

— Я рассматривал такую возможность, но все-таки думаю, он знал бы больше. Исаак, для меня этот вопрос очень важен, вопрос о том, сын ли этот молодой человек моей двоюродной сестры Фанеты.

— Почему?

— Мне доверена определенная сумма денег, которую мой дядя оставил своему внуку Рувиму. Если этот молодой человек, Лука, является тем самым внуком, он должен получить эти деньги. В противном случае они должны достаться подлинному внуку. Некоторое время назад, сразу же по приезде первого Рувима, я отправил письмо знакомому раввину в Севилье с просьбой навести справки, так как близится время передать деньги.

— Может, лучше отправить кого-нибудь на Мальорку для выяснения истины, — сказал Исаак.

— Пожалуй, — сказал Мордехай. — Возможно, я так и сделаю. Но сперва хочу дождаться ответа из Севильи. Если отправлять кого-то, это должен быть разумный, надежный, сдержанный человек, способный легко общаться с незнакомцами. Если б такой человек ехал на Мальорку, я бы мог доверить ему эту задачу. Но пока что буду ждать ответа из Севильи.

— Город отказывается выслушивать наши доводы, — сказал Бонаструх Бонафет собравшемуся совету и интересующимся членам общины. — Поэтому нам нужно в этом году нанять на пять стражников больше по новой цене, так как в прошлом году были беспорядки.

— Вы сказали им, что беспорядки возникли из-за того, что пьяные стражники крепко спали на камнях перед воротами? — спросил Видаль Бельшом.

— Упомянул об этом, — сухо ответил Бонаструх. — Впечатления на них это не произвело. Это скверный год для жалоб. Его величество все еще на Сардинии, управляющий провинцией сказал, что это местный вопрос, а у города не хватает денег из-за дополнительных поборов на войну.

— Мы тоже много выложили на войну, — сказал Махир Равайя.

— Это так, — сказал Бонаструх. — Но для большинства из нас этот год был удачным, отчасти потому, что война способствовала развитию торговли. Предлагаю видеть в этом дополнительный налог и отложить эти деньги как незначительные.

Послышался смешанный ропот одобрения и недовольства, Бонаструх мудро истолковал его как согласие.

— Думаю, самый важный вопрос — это безопасность гетто, — сказал Аструх Каравида.

— Да. Как долго будем оставаться закрытыми и насколько надежно закрытыми.

— Думаю, что в прошлом году, — раздался сухой голос из самого темного угла, — мы были слишком уж беспечными. Будет невредно оставаться в наших стенах с захода солнца в среду перед так называемым священным временем до восхода в понедельник с окончанием этого времени. Это одиннадцать дней и двенадцать ночей.

Наступила пауза, все обдумывали это предложение. Голос ученого Шальтиеля имел большой вес.

— А как быть с чрезвычайными обстоятельствами? — спросил наконец Видаль Бельшом.

— Не представляю, какие чрезвычайные обстоятельства могут заставить нас выйти в тот мир, но если такое возникнет, можно быстро собраться и решить, что делать.

— В таком случае, — послышался другой голос, — полагаю, нужно договориться об этом сейчас, потому что многим нужно будет сделать приготовления. Тем, у кого есть мастерские, потребуется запас материалов, чтобы не бездельничать.

— Думаю, многие из нас уже приготовились в известной мере, — заговорил один из оружейников. — Я сказал своим клиентам несколько недель назад, что им нужно пораньше сделать заказы на весну и лето. Они сделали, поэтому у меня уже есть материалы для работы.

— Я предвижу проблемы у пекарей, мясников и торговцев рыбой, — сказал Видаль. — Легко сделать запасы металла, ткани и кожи. Однако нельзя сделать запас мяса и надеяться, что оно не испортится.

— Мы знаем дни и время дня, когда могут возникнуть беспорядки, — заговорил Бонаструх, превосходно умевший предотвращать споры. — Если в городе будет тихо, мы вполне можем открыть ворота утром на несколько часов, когда поблизости не будет смутьянов, и до того, как люди начнут пить.

Несколько человек принялись одновременно хвалить это предложение. В другом углу двое сидевших рядом принялись болтать.

— Вы не раскрываете рта, сеньор Исаак, — сказал Мордехай ему на ухо.

— Потому что почти каждый год поднимаются одни и те же вопросы и решаются одним и тем же образом, — ответил врач. — Эти собрания необходимы, но на эту тему мне сказать нечего. Важнее всего, насколько прочно мы запремся, когда запремся и насколько будем бдительны при открытых воротах.

Бонаструх Бонафет поднялся на ноги.