— Соседи, прошу вас, — сказал он. — Если все говорят, никто не может слушать.

— Что значит «прочно запремся»? — спросил Махир.

— Именно это, — ответил Бонаструх. — Все ворота, все двери в каждом доме, выходящие в город, должны быть заперты и закрыты на засов, все окна должны быть закрыты ставнями и решетками. Согласны?

Послышался одобрительный ропот.

— Как мы узнаем, что это сделали все? — спросил Махир. — Три года назад, когда пекарь…

— Каждый дом на внешней границе будет инспектироваться, — ответил Бонаструх. — Если понадобится, ежедневно.

Мудрый врач не воспринимает болезнь легко.

Лука как будто говорил правду. Держался в стороне от еврейской общины, бывал в гетто лишь по тем поводам, что и любой христианин в Жироне — посмотреть перчатки у Эфраима, купить хлеба у Моссе, справиться о цене подгонки новых сапог — кроме того, люди замечали время от времени, что он заходил к Мордехаю. Было ясно, что он уютно устроился в христианской общине.

Однако если Лука старательно избегал еврейской общины, из которой — по его словам — вел происхождение, община пристально наблюдала за ним, как за интересным объектом слухов. «Я слышала, этот молодой человек, который ворвался, когда отмечали родины маленького Вениамина, — так назвали маленького сына Исаака и Юдифи, — …нашел жилье у столяра Ромеу», — сказала Дольса, пришедшая, предусмотрительно взяв с собой племянника, навестить Юдифь и взглянуть на младенца, уже трехнедельного и спокойно спавшего. В эти беспокойные дни после рождения Вениамина у Даниеля и Ракели почти не было времени поговорить или хотя бы улыбнуться друг другу.

— Это лучше, чем останавливаться у Родригеса, где собирается всякий сброд, — сказала Юдифь. — Не знаете, как поживает сеньора Рехина? — спросила она. — Вчера я слышала, что ей не становится лучше.

— Ромеу делает для нас новый прилавок, — сказала Дольса, — поэтому мы с ним много общаемся. Наш старый так искривился, что если Эфраим кладет на него перчатку или бусинки с драгоценными камешками, чтобы клиент рассмотрел те или иные украшения, они скатываются, иногда даже на пол.

— Работа Ромеу не будет такой, — сказала Юдифь.

— Конечно, — сказала Дольса. — Ромеу превосходный мастер. И любит удостовериться, что знает, что нам нужно. Всякий раз, когда он привозит в мастерскую новые доски, они с Эфраимом долго их обсуждают. Когда это было в последний раз, я пошла с мужем и ненадолго заглянула к Рехине. Ее вид потряс меня.

— Ей не лучше? — спросила Юдифь. — Я надеялась, что она пошла на поправку, так как Ромеу не вызывал Исаака несколько месяцев.

— Ей гораздо хуже. Рехина совсем не выходит из дому, то ли не хочет, то ли не в состоянии. Я принесла ей очень лакомое блюдо из подслащенных яиц с лимоном и специями, думала, оно соблазнит ее немного поесть, но она сказала, что ей ничто не идет в горло. Что от вида и запаха еды ее тошнит, хотя она старается есть ради отца.

— Что она делает? — спросила Юдифь.

— Ведет дом, как только может. Сказала мне, что старается работать, хотя ей это трудно. Штопает одежду Ромеу, старается сшить ему новую рубашку, но не может спать, когда следует, а когда сидит, сосредоточившись на чем-то, то засыпает — или снова начинает плакать.

— Нужно для нее что-то сделать, — сказала Юдифь.

— Ромеу сказал мне, что махнул рукой. Рехина говорит ему, что тратить деньги на врача бессмысленно, потому что она не больна, просто несчастна. Но, Юдифь, если б вы только ее видели! Она тонкая, как ивовый прутик, совершенно бледная. Жить без еды нельзя, а я уверена, того, что она съедает, не хватило бы и мухе.

— Бедняжка, — сказала Юдифь. — Она была такой хорошенькой, приятной девушкой, что я не сомневалась — к ней посватается другой молодой человек. Но если она теряет свою привлекательность, свои приятные манеры, как это может случиться? Притом она небогата.

— Ее отец преуспевает, — сказала Дольса. — Только я не думаю, что он богат. Рехина, добрая, трудолюбивая, умная девушка с неплохим приданым, без труда нашла бы мужа. Можно подумать, она делает это нарочно. — Дольса недоуменно покачала головой. — Не понимаю этого, — сказала она, и глаза ее наполнились слезами. — Когда в мире столько страданий, почему она не прилагает всех усилий, чтобы забыть о своем несчастье?

— Может, пыталась и не смогла, — оживленно сказала Юдифь. — Вспомните, что недавно умерла ее мать. Эту женщину не так-то легко забыть. А как живущий у них Лука зарабатывает на хлеб? — спросила она. — Или существует на щедроты Ромеу?

— Он называет себя лекарем и торговцем травами, — сдержанно ответила Дольса, не глядя на соседку. — Думаю, зарабатывает небольшие деньги, продавая травы и микстуры людям, которые верят, что его смеси помогут им.

В то время, когда Дольса развлекала Юдифь последними слухами о Луке, этот молодой человек сидел в своей комнатке под крышей в скромном, небольшом доме столяра Ромеу, разглядывал набор сушеных трав, лежавших перед ним на столе. И тоже думал о небольших деньгах, которые приносят ему травяные смеси. Если б не щедрый домохозяин Ромеу, который кормил его и сдавал комнату за половину цены, которую брали бы с него в любом другом месте, ему бы пришлось уезжать и искать заработков в другом городе. Лука вздохнул и стал выбирать составные части простого лекарства от боли в горле для одной из своих пациенток.

— Не понимаю, почему вы не вылечите дочь Ромеу, — сказала эта старая дама. — Раз можете вылечить мое горло и уменьшить боли в животе, то должны быть в состоянии сделать что-то для такой здоровой юной девушки. Видели бы, какой хорошенькой она была до этого.

— До чего, сеньора? — небрежно спросил Лука. — Вы забываете, что я в этом городе недавно. Не знаю здешних людей так, как вы.

— Кого я знаю? — пренебрежительно сказала она. — Никого совершенно.

— Большинство жителей города, — сказал Лука. — Я не встречал ни единого человека, который не отзывался бы о вас в высшей степени похвально.

— Это любезно с вашей стороны, молодой человек, — сказала дама с блеском в глазах, — но я знаю, что говорят обо мне. Однако могу вам сказать, что пока молодой человек Рехины не отправился в армию сражаться на Сардинии за короля — сейчас он в каком-то безбожном месте в другом конце мира и возвращаться не собирается… — Она закашлялась и сглотнула с большим трудом. — Все еще немного больно…

— Вот, сеньора. Выпейте еще полчашки этой микстуры, — сказал Лука, подавая ей чашку со сладким вином, медом и травами.

Дама выпила, улыбнулась и стала продолжать свой рассказ.

— Рехина не всегда была тощей и бледной, постоянно плачущей. Все знают, что не будь какого-то чуда, она бы умерла. Я молюсь за спасающее ее чудо, но в свое время я была порочной, — засмеялась она, — и думаю, добрый Господь Бог не особенно прислушивается к моим молитвам.