– Ему легко было забираться?

– Не очень. Но он парень молодой и ловкий. Как раз для него занятие.

– Что было потом?

– Потом Оливер разрезал узел, хотя не так быстро, потому что нож был тупым.

Сэм кивком указал на веревку. Это объясняло, почему перерезанный конец так растрепан.

– Кто еще присутствовал при этом?

– Еще пара ребят, они поддерживали тело за ноги.

– Для чего?

– Как же, чтобы оно не упало и не повредилось.

– Ну да, конечно, – кивнул я. – Очень разумно с вашей стороны.

– Да я тут ни при чем. С нами был еще Браун. Он и посоветовал.

– Ах, Браун. – Я попытался сообразить, сколько же человек присутствовало при снятии. – Кто такой Браун?

– Священник из Сбруйного Звона.

– Он читал проповедь над могилой Робина?

– Да. Странный тип. Кому он нужен был, этот жалкий никчемный дикарь.

– Меня интересует еще кое-что. Говорят, Робина повесили лесные духи или что-то в этом роде.

– Язык, он без костей, – пожал плечами управляющий.

– Это верно, но представим, что Робин сам повесился. Как он мог это проделать?

– Да очень просто, мастер Николас. Залез на дерево, обвил один конец веревки вокруг ветви, другой вокруг шеи и спрыгнул вниз, в пустоту…

Заметив, что я собираюсь уходить, Сэм произнес:

– Советую вам заглянуть в амбар.

– А что там?

Сэм только поскреб пальцем нос – бесформенный вырост на лице.

– Сами-то в это верите? – Я кивнул на грязную веревку. Мне показалось, она вздыбилась и начала извиваться под моим взглядом.

В комнате стало заметно жарче.

– Жизнь в лесу может довести человека до отчаяния.

– Нет, я имею в виду примету. Говорят, будто, коснувшись веревки висельника, обретаешь удачу и все в таком духе.

– Что ж, язык, он без костей, – повторил Сэм. – Валяйте, проверьте, что зря деньгами сорить.

Я дотронулся до мотка и тут же отдернул руку. Возникло сильное желание убраться из этой душной комнаты, так что я поспешил на свежий воздух, замешкавшись, правда, в поисках двери. Пальцы мои горели.

Надо мной простиралось полуденное небо, тихое и безоблачное. Я огляделся. Отыскать амбар труда не составляло: из всех хозяйственных построек, разбросанных среди вязов и кленов, он был самой большой. Кроме того, туда шла накатанная колея. Приблизившись я услышал чей-то низкий голос, доносившийся изнутри, правда слов я разобрать еще не мог. Ворота были распахнуты настежь; в темной глубине амбара виднелась какая-то фигура. Должно быть, человек стоял на чем-то: между его ногами и полом было достаточно пространства. Но вдруг мне стало нехорошо. Потому что на самом деле он висел, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Я потер глаза и прищурился, но висельник, похоже, был настоящим. На деревянных ногах я шагнул внутрь, ощущая, как подступает к горлу тошнота.

И замер, едва переступив порог. Кучка зевак столпилась вокруг висельника. Одетое в белый балахон тело тихо раскачивалось под скрип потолочной балки, к которой была привязана веревка.

– Что ж, – заключил Уилл Фолл, – должен сказать, зрелище вышло весьма реалистичное.

– С меня и этого вполне достаточно. Не думаю, что захочу увидеть такое еще раз, тем более по-настоящему, – отозвался я.

– Какой же тогда из тебя лондонец, если ты и в Тайберне ни разу не был. Мой покойный папаша нарочно вез меня в такую даль, только бы показать, как вешают преступников.

Эту песню я и прежде слышал: ты не будешь настоящим лондонцем, если не сделаешь того-то и не сходишь туда-то… По каким-то непонятным мне законам это что-то всегда оказывалось малоприятным, хотя и захватывающим, предприятием. Обычно я либо не обращал внимания на подобные советы, либо отшучивался. Но сегодня мне было не до смеха. После встречи с Сэмом остался осадок. На кончиках моих пальцев еще ощущалось прикосновение к веревке на которой повесился Робин. Я и перевести дух не успел, как уже созерцал труп повесившегося в амбаре человека и толпу любопытных зрителей, совсем как в Тайберне. Я не видел тут ничего забавного.

– Кстати, неплохо взять с собой какую-нибудь девицу, – Уилл обернулся и понизил голос, – особенно необъезженную. Поверь мне, они просто обожают глазеть на то, как вешают людей. Особенно если те корчатся и извиваются. Ничто их так не заводит, даже приворотные зелья. Твоя подружка опомниться тебе не даст, как вы уже будете кататься по земле. Тебе лишь останется отыскать подходящий уголок.

– Я запомню, – кивнул я. Интересно, присутствовала ли когда-нибудь при казни Нэлл?

Уилл обернулся еще раз. Раскрасневшаяся на солнце Одри, его «девица», знала свое место и следовала за нами на расстоянии. Она стала местной знаменитостью с тех пор, как обнаружила тело Робина, в частности благодаря слуху о копыте на одной ноге несчастного безумца. Мне было любопытно, понравилась ли ей похожая сцена, сыгранная в амбаре. Правда, я не очень уверен, можно ли тут говорить о человеческих склонностях, а точнее, о склонностях слабого пола. Между тем Уилл не унимался (похоже, ему была по душе тема о женщинах и виселицах):

– А представь, в какой экстаз может ввести женщину «смерть предателя»…[11]

– Ты встречал таких?

– Живу надеждой.

– Стране нужно больше предателей.

– Несомненно, – подхватил Уилл, не обращая внимания на мой ироничный тон. – Побольше типичных, банальных предателей. Те, что вроде графа Эссекса, не годятся. Им только головы рубят. А конечности и потроха оставляют нетронутыми.

Я перевел взгляд вперед, на поля и на особняк, высившийся за ними. Оказывается, с какой стороны ни подходи к нему, он неизменно занимает главенствующее положение в открывающемся пейзаже.

Уилл и его подружка были в числе тех, кто собрался поглазеть на висельника. Внешность Одри и правда была самой заурядной. Блюла ли она целомудрие, неизвестно. Но даже если блюла, то, судя по полным обожания и преданности взглядам, которыми она одаривала Фолла, это ненадолго.

Сцена в амбаре, как вы уже догадались, была всего лишь разыграна, но, скажу вам, весьма правдоподобно, чтобы ввести в заблуждение человека, стоящего в нескольких ярдах от входа. К тому же все действо происходило в тени. «Самоубийца» болтался на страховочных тканых ремнях, которые на спине крепились к веревке, а саван прекрасно скрывал все это хитроумное приспособление. Петля вокруг шеи, разумеется, тоже была фальшивкой, чем-то вроде льняного лоскута, который бы сам легко разорвался, случись что. Безотрадную картину призваны были дополнять страшная гримаса и предсмертный сип из передавленного горла – короче говоря, уловки, которые обожает любой актер (ведь все мы в душе немного дети). Само собой, тело висельника просто обязано было раскачиваться из стороны в сторону. Не скажу, что так уж приятно вытворять подобное на высоте шести футов над землей без опоры под ногами, однако на что не пойдешь ради возможности изумить толпу и заодно вить ее на путь истинный.