Еще есть страница Fucklt list[4]. Она не связана с социальными сетями, поэтому, к счастью, я не узнаю, когда мои родственники или учителя сходили на свою первую свингерскую вечеринку.

ИМЯ: ЛЮСИНДА

TELLUS № 0 392 811 002

ПОСЛАНИЕ: 0011

ОСТАЛОСЬ 3 НЕДЕЛИ И 6 ДНЕЙ

Я поругалась с папой. Настолько разозлилась, что меня прямо трясет.

И все началось с цветочных луковиц.

Сегодня утром мимо проходила наша соседка Джилл в садовой шляпе и испачканной землей одежде и поинтересовалась, не хотим ли мы немного луковиц из ее сада. Она рассказала обо всех цветах, которые собиралась посадить, и о том, как красиво они будут выглядеть на клумбах весной.

Джилл часто нянчилась со мной и Мирандой, когда мама умерла и папа снова начал работать. Она была доброй, но непредсказуемой, и я никогда не могла расслабиться с ней. В один день она баловала нас конфетами и возила куда-нибудь на экскурсию на машине, а на следующий могла, орошая слезами кофе в какой-нибудь придорожной забегаловке, на все заведение сетовать, как нам тяжело живется без мамы. Сейчас Джилл одна из скептиков, не верящих в комету. Когда речь заходит о Фоксуорт, она только ухмыляется снисходительно и говорит: «Да, да, посмотрим, что вы скажете потом, когда солнце взойдет 16 сентября и ничего не случится».

Папа взял луковицы, терпеливо выслушал инструкции соседки относительно света и тени, сторон света. А когда она ушла, он признался, что завидует ей.

Из его слов выходило, что порой прекрасно закрывать глаза на действительность. Он считал скептиков чем-то вроде безобидных страусят, обладающих положительным свойством сунуть голову в песок и тем самым как бы избавиться от всех проблем. Но я устала от них. Они ведь настоящие идиоты, вдобавок еще получающие слишком много пространства в средствах массовой информации, потому что «обе стороны должны иметь возможность высказаться». Но у этого дела нет двух сторон. Мы умрем. Скептики просто загаживают социальные сети своим презрением и злобой относительно хаоса, воцарившегося в мире с тех пор, как мы поддались на «обман». Сегодня я увидела, что некоторые из них хотят закрыть TellUs, поскольку наши послания якобы могут привлечь сюда враждебно настроенных инопланетян.

А сейчас из-за этих придурков я даже поссорилась с папой. По его мнению, нет ничего плохого в чьем-то желании сохранить надежду. Но наших скептиков уж точно не назовешь оптимистами. Они просто занудные и высокомерные дебилы, и от них, вдобавок, не так просто отмахнуться. И не такие уж они и безобидные. Они наоборот делают только хуже другим, тем что лгут сами себе и верят в счастливый конец.

Именно из-за этого я тогда вспомнила, как все обстояло в начале лета. Очень многим тогда требовалась помощь. В нашем городе хватало малоимущих, которые не могли вернуться домой к своим семьям, а ведь наш достаток позволял помочь им. Если бы папа не остался в стороне в первые дни, когда деньги еще что-то значили, мы могли бы принести пользу. «Сначала мы ведь не знали наверняка, что комета обязательно попадет в нас, – заявил он сейчас. – Что делали бы мы без средств, если бы она прошла мимо?» И тогда я всерьез разозлилась. Уж точно я никогда не имела в виду, что нам следовало отдать буквально все, и он знал это. И тогда до меня дошло, что я сердилась на него все лето, хотя и не хотела признаваться себе в этом.

Мы старались не ругаться с тех пор, как я заболела. А сегодня, казалось, все выплеснулось наружу. Все мое раздражение относительно мелких и больших вещей. И я даже перешагнула запретную черту: «Как, по-твоему, отреагировала бы мама, узнай она, насколько эгоистичным ты был?»

Я поступила просто отвратительно. На самом же деле я понятия не имела, что сказала бы мама. Я была еще слишком маленькой, когда она умерла.

Папа выбежал из дома, и я даже испытала удовлетворение, услышав, как входная дверь захлопнулась за ним.

Но так продолжалось примерно пять секунд. Потом я заметила, что мои руки дрожат, и услышала плач Миранды из ее комнаты. Меня по-прежнему мучает совесть. Из-за нее, а не из-за папы.

СИМОН

Сегодня утром я получил смайлик, рожицу коалы от Тильды. Но стараюсь слишком не тешить себя надеждой: эта зверюшка, скорее всего, больше не означает для нее ничего особенного. Но я не удержался и спросил Юханнеса, не говорила ли она чего-нибудь Аманде. Он ответил только, что не знает. И я почувствовал по его короткому сообщению, насколько он устал от меня. И я понимаю его, ведь я уже и сам себя измучил.

Я кладу локти на ручку покупательской тележки и толкаю ее вперед, качу по пятнистому, выложенному клинкерной плиткой полу торгового центра. Смотрю на шведские яблоки и морковь, пучки сельдерея и лук, сливы и пакетики со шпинатом. Отсутствие ценников на табличках с названиями по-прежнему вызывает странное ощущение.

Наша планета теперь чувствует себя лучше, чем когда-либо за последнее время. Мы не отправляем еду, всякое барахло и сырье по всему земному шарику. Заводы, поглощавшие энергию и изрыгавшие из себя загрязнявшие атмосферу газы, подобно сотням великанов из сказки Люсинды, закрыты. Мы перестали летать и редко ездим на машинах, используем только крошечную толику электричества по сравнению с нашим недавним потреблением.

Мы, пожалуй, смогли бы спасти окружающую среду, если бы жили так раньше.

Для этого, выходит, требовалась комета.

Тильда всегда говорила, что я слишком много размышляю о вещах, которые не в состоянии изменить. Каждое мое утро начиналось с того, что я тянулся к телефону и просматривал новости. Каждое утро я ненавидел себя за это. Казалось, мы погружались в пучину. Все вроде бы было тесно связано. Одно плохое известие сменяло другое. Гибель медленно, но неотвратимо приближалась.

Джудетт подходит ко мне и кладет в тележку банку с солеными огурцами и еще одну с брусничным вареньем. Мой взгляд задерживается на крышках со сроком годности, который никогда не наступит.

– У них почти закончились помидоры, – говорю я.

– Нам нужна только картошка. Стина собирается приготовить стейк в выходные.

– Ты имеешь в виду настоящий воскресный стейк?

Джудетт удивленно приподнимает брови:

– Да. А что здесь плохого?

– Ничего. Но если послушать ее, это звучит, словно… я не знаю. Мы раньше же никогда не ели стейк по воскресеньям?

Джудетт вздыхает. Внезапно я вижу, насколько она уставшая. Сегодня ночью я слышал ее плач в ванной.

– Ты мог бы быть немного добрее со Стиной, – говорит она. – Она же старается.

– Я знаю.

Я снова наклоняюсь над ручкой и трогаю тележку с места. Почему я так настроен против Стины? Почему все ее усилия только еще больше раздражают меня? Ответ, пожалуй, очевиден. Говорят ведь, что нас наиболее злят люди с чертами, напоминающими нам о том, что мы не любим в самих себе.