Маленькие глазки Чернявого пристально уставились на Данилова. Однако подполковник без особых усилий выдержал этот взгляд. В конце концов Чернявый опустил глаза в чашку с кофе.

— Кожухову нужны были гарантии, — сказал Данилов. — Поэтому он и спрятал их.

— Выходит, он обвел вас вокруг пальца?

— Выходит, что так.

Чернявый покачал головой:

— Не знаю, не знаю… Что-то слабо верится…

Впрочем, у вас еще есть шанс найти эти пленки и принести их нам.

— Шанс? — усмехнулся подполковник. — А если я их не найду?

Чернявый вздохнул:

— Уверяю вас, Егор Осипович, мы найдем способы оказать на вас давление.

— Вы пытаетесь меня напугать?

— Отчего же? Нет. Конечно, нет. Я просто пытаюсь вас предупредить… — Чернявый взял со стола чашку с кофе и сделал маленький глоток. — У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, куда Кожухов мог спрятать эти записи? — спросил он.

Данилов покачал головой:

— Нет. Можно попробовать обыскать его загородный дом. Через два дня он будет пуст. Жена Кожухова погибла год назад. Дочка — в Англии, у тетки. В доме жила старушка домоправительница с мужем, но послезавтра утром они съезжают.

— Хм… — Чернявый поднял руку и почесал тонким пальцем тонкую переносицу. — Дочка Кожухова приезжала на похороны? — спросил он.

— Нет. Они почти не общались.

— Славно, славно… — По тонким губам Чернявого змейкой скользнула улыбка. — Так в чем же дело, Егор Осипович? Обыщите дом, дорогой мой, обыщите. Вы ведь знаете, как много поставлено на карту? — Улыбка Чернявого стала мягкой и доброжелательной. — Вы ведь не станете нас обманывать, правда, Егор Осипович? Вы достаточно умный человек, чтобы не затевать собственную игру. Это очень опасно. Очень. — Чернявый покачал головой и поцокал языком.

Данилов промолчал. Чернявый вызывал у него омерзение. Он вообще не любил политиков, этих хитрых, беспринципных подонков в штатском, умудряющихся из любой трясины выбраться на чужом горбу.

Чернявый внимательно посмотрел на Данилова, казалось, он прочел все мысли подполковника. Тонкая усмешка вновь скользнула по его губам, а сипловатый голосок задребезжал:

— Ну, чего вы молчите, дорогой мой?

— А что говорить? — хмуро отозвался Данилов. — Дом мы обыщем, это не проблема.

Чернявый удовлетворенно кивнул:

— Хорошо, Егор Осипович, хорошо. Но вам нужно поторопиться. Эти записи дорогого стоят, а конкуренты, как вы сами понимаете, не дремлют. Когда вы намереваетесь проникнуть в дом?

— Как только, так сразу, — грубовато ответил Данилов, доставая из кармана сигареты.

Чернявый поморщился. Потом вздохнул, взял чашку и отхлебнул немного кофе.

— Остыл, — констатировал он. — Ах, какая жалость. Придется заказывать новый. — Затем посмотрел на Данилова и улыбнулся: — Ну что же, Егор Осипович, не смею вас больше задерживать. Очень рад был с вами увидеться. До свидания.

Чернявый протянул подполковнику ладонь, длинную, узкую и холодную, как рыба. Данилов встал, нехотя и вяло пожал эту руку. Затем повернулся, закурил и, не оглядываясь, вышел из-под брезентового тента кафе в теплый летний вечер.

Между тем на улице совсем стемнело. Ни с того ни с сего начал моросить мелкий дождик. Данилов поднял воротник куртки и убыстрил шаг. За долгие годы работы в управлении он научился чувствовать слежку спиной. Он чувствовал чужие взгляды, с какой бы стороны они ни исходили.

Человек, который шел за Егором Осиповичем, был явно профессионалом. Он почти не светился. Вел свою «жертву» тихо, надежно, без всякой спешки.

«Жертву», — пронеслось вдруг в голове у Егора Осиповича. Он передернул плечами и коснулся рукой полы куртки. «Глок», конечно же, был на месте. Оружие вселило в душу подполковника уверенность, тревога и беспокойство ушли на задний план.

Дорога лежала через небольшой скверик. Когда-то он был ярко освещен фонарями, но те благодатные времена давно ушли в прошлое, и нынче там царил полный мрак.

Данилов вошел в скверик и спокойно, не торопясь, зашагал по асфальтовой тропинке аллеи. Капли дождя шелестели по листьям деревьев, заглушая и шум улицы, и его собственные шаги. Однако Егор Осипович знал, что тот человек по-прежнему идет за ним. Вот только зачем? Неужели они боятся, что он прямо отсюда двинет за пленками? Или они думают, что он, подполковник ФСБ, как глупый засланный казачок, немедленно побежит докладывать «конкурирующей фирме» об этом пустом, никчемном разговоре?

В душе Данилова снова начало подниматься беспокойство. Незнание цели противника всегда раздражало его. Впрочем, был и еще один вариант. Сознавая, что он, Данилов, — единственное связующее звено между исполнителями (Богачевым, Дементьевым) и теми, кто заказывал музыку, они попросту решили избавиться от него. Ведь если Данилов не знает, где пленки, он больше не представляет для них никакой ценности. И даже наоборот — пока он ходит по земле, он представляет для них опасность как некое вещественное доказательство на двух ногах, способное — в случае, если прижмут, — заговорить и наговорить много лишнего.

Противник напал бесшумно, однако Егор Осипович успел почувствовать это стремительное, бесшумное движение, ощутить его, как опытные моряки ощущают самый слабый ветерок и безошибочно распознают его направление. Данилов увернулся от удара короткой железной палки, с бешеной скоростью рассекшей воздух у него над головой, и нырнул в кусты акации. Перевернувшись через голову, он откатился в сторону, на ходу выхватывая из-за пояса «глок». И тогда противник выстрелил. Пуля чиркнула Егору Осиповичу по щеке, вспоров кожу.

Большая черная тень отшатнулась в сторону, но Данилов успел взять ее в прицел и два раза нажать на спусковой крючок. Черный «глок» дважды зычно и раскатисто пролаял в темноте.

Воспользовавшись секундной передышкой, Данилов вскочил на ноги и быстро сменил позицию, укрывшись за толстым стволом старого тополя. Пистолет противника стрелял почти беззвучно. Глухой хлопок — и в лицо Егору Осиповичу колючим облачком ударила сбитая пулей древесная труха.

Послышался треск ломающихся веток, и большая тень метнулась в сторону дороги. «Понял, что дело провалено», — догадался Данилов. Он быстро вышел из-за дерева и выстрелил в спину противнику.

Высокий человек, одетый в черное, замер на дороге. Затем он пошатнулся и, загребая руками воздух, тяжело повалился в кусты.

Держа пистолет наготове, подполковник медленно приблизился к распростертому у обочины асфальтовой дорожки телу. Затем он вытянул руку и, почти не целясь, выстрелил в посиневшее, вытянутое лицо незнакомца.

Капли дождя влетали в открытый квадрат окна и падали на линолеум. Будь жена дома, она бы непременно закрыла окно — линолеум вещь нужная и легкоуязвимая, его нужно беречь. Но, так как жена и дочь были далеко, Турецкий решил пренебречь наставлениями своей благоверной. Он стоял у раскрытого окна и жадно вдыхал свежий, влажный, пропитанный дождем и запахами деревьев воздух улицы. В пальцах Александра Борисовича дымилась сигарета, про которую он, предавшись размышлениям о тщетности и суетности человеческого бытия перед лицом природы, совершенно забыл.