сидящего рядом Джоти, но тот был настолько искренне возмущен, что Эрра невольно почувствовала к нему симпатию.

— Не стоит так волноваться, я уже свыклась с этой мыслью, и меня не гложет месть. Может, потому что я совсем не помню мать. Правда, в круге… — девушка немного замялась, будто хотела что-то сказать, но тут же передумала, — к тому же, меня отдали в дом госпожи Бахти, когда мне было 5 лет, даже не знаю, почему именно туда, но…

— Что но?

— Но мне оставили имя, которое подарила мне мать, и я всегда знала, кто моя мать, и что она из себя представляет. Однако, не совсем то, что надо. Правда?

— Правда, — согласился Джоти, — в моей семье все не так. Знаете, нас считают странными среди ко Арджит, это мне мама рассказала.

Мальчик разоткровенничался, он много говорил, но его речь не утомляла. Даже Энки изредка улыбался, и только стеснительный Асим почти все время молчал.

Дети плотно поели, и их потянуло в сон. Джоти и Асим, позевывая, направились к своим кроватям, Эрра тоже хотела встать, но Энки перехватил ее руку.

— Спасибо.

— За что?

— Ты пошла за мной тогда…

— Не за что.

«Я бы сделала это снова…».

Амрит устало открыл дверь своей комнаты. Он только что проводил девочку и сдал ее в руки причитающей няни. Сейчас единственное, чего он желал — просто уснуть. И как раз это он и собирался сделать. Расстегнув измятую рубашку, он просто упал на кровать и с удовольствием вдохнул свежий запах хрустящих простыней. Губы невольно растянулись в улыбке.

Раздался стук в дверь, и Амрит резко подскочил. Нахлынувшее раздражение исчезло, стоило ему подумать, что, возможно, старейшина отправила за ним слугу. Поэтому юноша поспешил открыть дверь.

На пороге стояла высокая светловолосая женщина, миндалевидные зеленые глаза внимательно изучали Амрита, стоящего перед ней.

— Как я вижу, старейшина тебя совсем не бережет. Какое безобразие! И что это за унылая комната?

Женщина довольно резко оттолкнула молодого человека, и бесцеремонно вошла в комнату.

— Надо же, как будто мы какие-то крестьяне. Стол, стул, кровать — и больше ничего и не нужно. Моя комната такая же! Может, ты не угодил старейшине?

Сердитые глаза женщины переметнулись к тихо стоящему Амриту.

— Ну что ты молчишь? Неужели ты не рад меня видеть?

— Здравствуй, мама.

— Здравствуй, мама?! И все? Ах, ты, наглый щенок! Тебя не было дома полгода! Да что ты о себе возомнил?

— Я уже совершеннолетний, и имею право находиться там, где хочу.

— Да что ты такое говоришь? А как же долг, мой дорогой? Разве ты не должен заботиться о своих родителях? Мы уже не молоды.

Амрит проклял про себя возникшее чувство вины. Его почти не было дома, да и домом он не считал то место давным-давно. Там было шумно, каждый день приходили гости, знакомые, то ли друзья, то ли враги. Они шныряли по богатым залам, завидуя и плетя интриги, откровенно льстя хозяевам дома. Его мать упивалась лестью, однако, будучи умной женщиной, не давала себя обмануть. Его же отец, уставший бороться, постепенно оказался под каблуком у своей благоверной и соглашался со всеми ее решениями, чтобы лишний раз не спорить и не устраивать скандалы.

Сначала Амрит терпел это подобие семьи, затем стал тихо ненавидеть, особенно когда проявился его дар. Свое посвящение он прошел в 17 лет, немного раньше положенного срока и лишь потому, что проснулся его талант. Когда его мать узнала об этом, то решила использовать такую возможность на полную, и целыми днями Амрит бродил среди приглашенных в их дом и слушал, слушал…

Отмахнувшись от неприятных воспоминаний, юноша уверенно посмотрел на мать.

— Зачем ты пришла? Что тебе на самом деле нужно?

— Ну-ну как неласково. И ты ведь знаешь прекрасно, что мне нужно. Когда Аггуль объявит о приемнике? Что она думает по этому поводу?

— Ты же знаешь, я не читаю ее мысли…

— И плохо!

Амрит поморщился, голова начала болеть и неудивительно: ему ужасно хотелось спать.

— Я надеялась, что это будешь ты, ведь ты — ее любимчик. Ты проводишь здесь почти все время, а домой наезжаешь как какой-то гость. И что же я узнаю: эта нищенка привела в наш дом еще двоих отверженных! И теперь добрая традиция продолжится, и мы будем поклоняться отверженным.

Несмотря на оскорбления, Амрит не смог не улыбнуться. Если бы его мать знала, что сейчас в этом доме еще две девочки из отверженных живут с ней под одной крышей и ждут своей очереди на посвящение, как бы она злилась тогда?

— Над чем ты смеешься? Прекрати!

Амрит отвернулся, чтобы не видеть перекошенное от ярости лицо матери.

Она что-то говорила, кричала и угрожала, но юноша почти не слышал. Он знал, чего она хочет больше, чем кто-либо. Она хотела власти, хотела править в этом доме, хотела стать старейшиной. Чего она требовала от него? Она хотела сделать его таким же. Своим подобием.

Амрит почувствовал тошноту и головокружение.

«Ах, да, я ведь и не ел сегодня».

— Прости меня, мама, я не могу тебе помочь.

Он посмотрел на нее устало, и ее глаза такие же, как и у него, с таким же разрезом и таким же оттенком цвета, пылали яростью.

— Не можешь или не хочешь?

— Не хочу, да и не могу тоже.

Ему стало еще хуже, по голове словно били чугунным молотком, но еще больше дерзить матери он не смел. Какой бы она ни была, она подарила ему жизнь.

— Ну, что же, так тому и быть.

Амрит удивленно посмотрел на мать, он не мог поверить, что она сдалась и, наконец, успокоилась.

— Я не могу заставить тебя делать то, что ты не хочешь, но, мой дорогой сын, ты должен знать, что ты не один с таким даром.

Амрит хотел что-то сказать, но женщина быстро встала и вышла из комнаты. Усталость брала свое, и юноша снова упал на кровать. На этот раз ему никто не помешал.

Амрит резко открыл глаза. Окна были закрыты плотными занавесями, но солнечный свет все же проникал через маленькие полоски в ткани.

«Сколько же я проспал?»

Голова все так же раскалывалась, и что-то важное надо было вспомнить, но что? Юноша пока что не мог нормально соображать.

«Какой стыд!»

Амрит дотянулся до колокольчика и позвонил. Через пару минут в комнату вошел Магур. Это несколько удивило юношу. Магур, в основном, прислуживал старейшине, и довольно редко приходил к другим жителям дома.

— Что угодно,