занавесок использовались ставни, а из мебели были только лавки и столы. Все эти новшества самозванец заимствовал из Речи Посполитой, находившейся под сильным европейским влиянием.

Оказавшись на московском троне, Лжедмитрий вскоре понял, что ему будет трудно выполнить обещание, данное Папе Римскому, и ввести на Руси католичество, однако продолжал вести с Ватиканом активную переписку, принимал папских послов, слал в Рим дорогие подарки. При этом многое он делал втайне от бояр, используя верных секретарей — братьев Бучинских. Не желая разочаровывать своих прежних покровителей, самозванец начал вступать с русскими иерархами в дискуссии по вопросам веры, убеждая их в том, что Христос для всех един и что между православием и католичеством нет непримиримых противоречий. Более того, по его распоряжению иностранцам иной веры было позволено входить в православные храмы и участвовать в литургии. Затем Лжедмитрий официально заявил своему окружению, что намерен жениться на католичке Марине Мнишек и его жена свою веру менять не будет.

Шокированное православное духовенство решило обсудить этот вопрос на соборе. Патриарх Игнатий не стал ни в чем перечить лжецарю, поскольку по национальности был греком и не видел смысла в борьбе за чистоту православия. На его родине духовенство уже давно шло на компромиссы даже с мусульманами. Но казанский митрополит Гермоген и коломенский епископ Иосиф выступили с публичной критикой «царя Дмитрия» и заявили: «Православному царю не подобает брать в жены некрещеную в его веру женщину и вводить ее в святые соборы. Никогда прежние государи такого бесчестия не совершали».

Однако самозванец проигнорировал их слова. По его приказу Гермогена отправили в Казань, а Иосифа выслали в отдаленный монастырь.

Происшедший на церковном соборе инцидент получил широкую огласку. С разных сторон стала раздаваться критика в адрес Лжедмитрия. Во время одного из пиров, когда самозванец, по обыкновению, лакомился нежной телятиной, дворянин М. И. Татищев осмелился сказать ему, что православные люди вообще не употребляют это мясо в пищу — таков, мол, обычай, идущий с древнейших времен. Лжедмитрий счел критику неуместной и приказал не пускать больше Татищева во дворец.

В апреле 1606 года лжецарю донесли, что среди стрельцов началось волнение: они утверждали, что Лжедмитрий разоряет православную веру. «Царь» принял решение задушить крамолу в зародыше. Стрельцов привели ко двору, самозванец вышел к ним и принялся укорять их за изменнические речи. Тут стрелецкий сотник Григорий Микулин выдвинулся вперед и заявил, что сам расправится с государевыми изменниками. Вместе со своими сторонниками он набросился на виновных, и те были буквально изрублены на куски. Это несколько успокоило Лжедмитрия, и он решил ничего не менять в своем образе жизни и планах на будущее — жениться на католичке и соединить православие с католичеством. Для этого он особенно нуждался в помощи поляков, поэтому стал еще более настойчиво требовать, чтобы Марина Мнишек прибыла в Москву.

Наконец в марте 1606 года Марина с отцом и многочисленными родственниками двинулась в путь. Свита ее состояла почти из 2000 человек. Вспомним, что Григорий Отрепьев начал борьбу за царскую корону с войском почти такой же численности. Путь до Москвы оказался достаточно сложным и длительным, поскольку к тому времени уже началась весенняя распутица. Иногда приходилось ночевать в палатках, поставленных в раскисшую жижу. Желая скрасить тяготы пути, жених постоянно посылал Марине подарки: шкатулки с драгоценностями, дорогие ткани, безделушки, породистых коней и многое другое.

Недалеко от Москвы по указанию Лжедмитрия Юрию Мнишеку пришлось покинуть дочь и первому прибыть в российскую столицу. Ему предстояло принять участие в подготовке торжественного въезда царской невесты, который должен был стать небывалым зрелищем для многих тысяч москвичей и жителей окрестных селений.

Все началось утром 2 мая в пригороде столицы. Там был разбит необычайно красивый палаточный городок, состоявший из шатров, сооруженных в виде замка с башенками, больших палат и крепостей с въездными воротами. В них Марина со спутниками провела ночь и подготовилась к парадному въезду: все они надели свои лучшие одежды и украсили себя драгоценностями.

Когда все было готово, появился Лжедмитрий с почетной свитой. Хотя ему и не полагалось заранее ветречаться с невестой, он нарушил правила этикета, чтобы лично проследить за порядком. Расставив бояр, дворян и стрельцов по местам, он вернулся в Кремль. Честь встречать Марину за городом выпала боярам. Они поприветствовали гостью и от имени жениха подарили ей роскошную карету с царскими гербами. Внутри она была обита малиновым бархатом с шелковыми занавесками на окнах. Там же находился маленький негритенок с обезьянкой.

По случаю торжества Марина вновь надела белое атласное платье, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, распустила волосы и покрыла их золотым венцом с крупными жемчужинами, ведь для русских людей она еще не считалась замужней женщиной.

Сев в подаренную карету, она тронулась в путь. В качестве охраны с ней ехали четыре отряда польской кавалерии в полном боевом облачении, на отборных лошадях. Женщины из свиты разместились в нескольких каретах. Замыкали шествие представители русской знати.

При въезде процессии в Кремль вместо традиционного колокольного звона раздались оглушительные удары бубнов и пронзительные звуки труб. Их издавали польские музыканты, находившиеся на специально построенном помосте. Это новшество неприятно поразило русских людей. Но пока они вынуждены были молчать.

По обычаю, Марину поместили не в царском дворце, а в Вознесенском монастыре у мнимой матери Лжедмитрия, Марфы Нагой. Будущая «свекровь» должна была ознакомить ее с местными обычаями и подготовить «невестку» к свадебному обряду, который изобиловал откровенно языческими элементами.

Однако, судя по всему, полячку все это не устраивало. Она сразу же отказалась есть простую монастырскую пищу, носить темные одежды и быть затворницей. Пришлось Лжедмитрию постоянно навещать ее и по возможности выполнять все капризы: доставлять изысканные блюда и продукты, из которых варилась особая еда для невесты, занимать свободное время выбором нарядов, драгоценностей и прочего. В этих условиях нельзя было даже заикнуться о полном соблюдении русского свадебного обряда. Марина не желала, чтобы ее пышные волосы смачивали водой с медом, обсыпали хмелем и укутывали ее покрывалом. Она была категорически против проведения первой брачной ночи в холодных сенях на снопах. По ее требованию брачная церемония должна была состоять только из церковного венчания. При этом Марина с трудом согласилась надеть по этому случаю тяжелое просторное бархатное платье, положенное царице, поскольку отдавала предпочтение европейским нарядам с узким лифом.

Свадьбу назначили на 8 мая. Накануне Марину в особых санях перевезли из монастыря в царский дворец. Там ей уже можно было встретиться с будущим супругом и обсудить предстоявшее торжество. Она настоятельно потребовала, чтобы