Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я и сама поеду, и Никиту с собой приведу, — заявила я уже на лестнице.
Чтобы поддержать состряпанную для родителей легенду, Иван со Львом решили переночевать в общежитии, а со мной договорились встретиться на вокзале.
— Вдруг с чудовищами сражаться придется, а у него и меч, и кольчуга есть.
— Не каждый меч может вражьи головы сечь, — со странным выражением усмехнулся Левушка. — Впрочем, спина у Никиты крепкая, хоть поклажу тащить сгодится.
Насчет поклажи я хотела обидеться, но передумала. Что толку языком трепать, вот как до дела дойдет, так посмотрим.
С родителями сложностей, к счастью, не возникло, и я до сих пор не уверена, а не находились ли они во власти какого-то гипноза или морока.
Папа, дохнув на меня хорошим коньяком, только спросил о самочувствии будущей невестки и, что-то беспечно напевая, ушел распаковывать подарки. Мама, которой я усердно помогала расставлять по всем имеющимся в доме емкостям бесчисленные букеты, порывалась Ивану позвонить. Отец ее отговорил, прозрачно намекнув, что старший из ее сыновей уже не ребенок.
По поводу планов поездки в лесную глухомань на Оку возражений тоже не последовало. Папа только усмехнулся:
— Интересный у твоего брата, однако, способ ухаживать за девушками. Или у них, у биологов, так принято?
— Да Василиса все детство лето в таежных стационарах с родителями проводила, — почти не соврала я. — Она еще и рыбачка заядлая. Нам с Иваном до нее далеко.
— Вещей теплых побольше возьмите, — переживала мать. — Ночи стоят холодные. И не сидите на голой земле.
Дело оставалось за Никитой, и, поскольку звонить в такой поздний час я постеснялась, я отправила ему сообщение в личку. Мы с ним и прежде, случалось, чатились до рассвета, так что мама потом ругалась, а Валентайн выразительно намекала на то, что ночь — время вовсе не для разговоров.
«Какие извинения! Я все понимаю», — тотчас отозвался Никита, сопроводив сообщение кучей стикеров с зайчиками, птенчиками и сердечками.
Предложение отправиться спозаранку в поход на Мещеру он тоже встретил с энтузиазмом, только спросил, не захватить ли удочки. Я написала в ответ, что в таком деле больше пригодятся кольчуга и меч, но более подробно расписывать не стала. Все-таки дела лучше обсуждать при личной встрече. Мы договорились, что я завтра утром за ним заеду и все объясню.
Несмотря на усталость, спала я плохо. Едва забывшись сном, я видела то искаженное болью лицо и покрытые волдырями руки Василисы, то открывшийся в зеркале проход в подземелье. Во сне мне казалось, что из пустой рамы до сих пор сквозит. Я вскакивала в ужасе, бежала в коридор, щупала деревянную раму, снова ложилась — и лишь затем, чтобы увидеть Ивана, опутанного какой-то липкой дрянью, или умиравшего у меня прямо на руках дряхлого старика, чертами лица отдаленно напоминающего Левушку. Причем сам Левушка, живой и здоровый, стоял в стороне и как-то злобно и торжествующе улыбался. Никите в моем сне почему-то места не отыскалось.
Тигрис приходил ко мне на кровать, мурчал, в упоении когтил подушку и мою руку. Питон и игуана возились в террариумах, Петька в своей комнате ворочался и вздыхал. Ему тоже сегодня досталось и, если честно, почти незаслуженно.
Ни свет ни заря я была уже на ногах. Короткая майская ночь едва уступила место нарождающемуся дню, и рассветное солнце раскрашивало в праздничный багрянец унылые панели многоэтажек, покрывая сусальным золотом крыши и отражаясь в стеклах. Фирменный экспресс уходил в восемь тридцать, но я вышла с таким расчетом, чтобы не опоздать, даже если Никита проспит и не успеет собраться. Конечно, из-за раннего часа опять пришлось вызывать такси, но автобусы еще не ходили.
Глянув на спящего Петьку и еще раз проверив рюкзак, я подумала, а не написать ли маме письмо, и тут же отказалась от этой идеи. Если мы не вернемся через неделю, как обещал Левушка, Мелкий все расскажет. Лишь бы он сразу после моего отъезда не раскололся, и родители не предприняли попытку нас остановить.
Ровно в шесть утра я стояла под дверью квартиры Никиты. Надо сказать, что за все время нашего знакомства я была у него всего пару раз, и то ненадолго, и поэтому заметно нервничала.
— Ты все еще не готов?! — с ласковым укором покачала я головой, увидев, что Никита встречает меня в банном халате и шлепанцах на босу ногу.
— Да я сейчас, мигом, ты это, пока располагайся, — подавив зевок, улыбнулся мне Никита, закидывая куда-то на вешалку рюкзак и увлекая меня в комнату, где на сервировочном стеклянном столике возле разобранного дивана стояла запотевшая бутылка охлажденного шампанского, два хрустальных фужера, коробка конфет и даже красивые канапе.
Видно было, что мой богатырь проснулся довольно давно и успел приготовиться. Вопрос — к чему? Впрочем, две заправленные в наволочки подушки и свежая постель красноречиво об этом говорили, разве что я пока отказывалась верить.
— Конечно, шампанское по утрам пьют только аристократы и дегенераты, — ловко и даже артистично откупорил бутылку Никита. — Но когда ты еще заглянешь? Да и время настолько раннее. Можно считать, что продолжается вечер.
— Да какое шампанское? — возмутилась я, рассеянно принимая бокал, в котором, увенчанный белой пушистой пеной, играл пузырьками ароматный золотой нектар. — Нам ехать уже надо. Собирайся.
— Да я и так готов, — самоуверенно заявил Никита, распахивая халат, под которым кроме покрытого затейливыми татуировками мускулистого обнаженного тела обнаружились лишь пошловато-игривые трусики в виде слоника с недвусмысленно вздымавшимся хоботом.
Мы такие видели как-то в переходе, долго смеялись, но я даже предположить не могла, что Никита их решится купить.
— Знаешь, Маш, нам вчера было так хорошо там в предбаннике, что я решил сегодня продолжить, — оставив обиняки, заявил мой богатырь, подбираясь ко мне мягкой, упругой походкой. — Родители еще вчера умотали на дачу, вот я и решил, может, ну его этот поход. Твой Иван как-то и без няньки обойдется.
— Да как ты можешь такое именно сейчас предлагать? — потрясенно пролепетала я, пытаясь отгородиться от вроде бы моего же парня стеклянным столиком. — Нас ребята ждут.
— Ребята? — переспросил меня Никита, и взгляд его сделался жестким, а мышцы напряглись, как перед прыжком. — А как же Василиса?
— Нет с нами больше Василисы, — выдохнула я, с трудом сдерживаясь,