Во мне росла горячая волна.

– Вы не ответили на вопрос. То есть он заявил о своей невиновности, не так ли? «Ты все не так поняла». Верно?

– Да, но…

Именно так говорят люди, когда ловишь их на месте преступления. Так говорят дети, если их застигли за поеданием печенья, пусть у них весь рот и все руки в крошках. Но к тому времени, как я сформулировала эту мысль, Прайс задала другой вопрос:

– Выходит, ответчик мистер Балкомб говорил правду, заявляя о невиновности, потому что понял, что вы неправильно интерпретируете ситуацию, и поспешил разуверить вас. Так?

– Нет.

Под мышками стало совсем мокро, и я порадовалась, что надела темное платье.

– Но вы уже составили собственное мнение.

– Дело не во мнении. Ты понимаешь, что происходит, когда видишь это.

– Вы прервали секс по обоюдному согласию, разве нет? Страстный, сильный, имевший место между двумя взрослыми людьми.

– Я знаю, что видела.

– Вы видели половой акт, мисс Лэнгриш. Вы были там в момент проникновения? В тот момент, когда согласие якобы не было дано?

Лоб взмок. Я подняла было руку, однако передумала, только спросила себя, видят ли присяжные тонкую струйку, сбегавшую по лицу. Фиона Прайс явно видела.

– Ответ вам известен – нет.

– Следовательно, только те двое могут знать, было согласие или нет?

Пусть у меня и не было юридического образования, зато на моей стороне правда.

– Нет, это не так. Вы не видели их лиц. Он был в ярости. А она лежала лицом вниз, в грязи и в слезах, у нее даже из носа текло.

– Что ж, запомню на будущее, что неутертый нос – доказательство изнасилования.

В глазах защипало. Не из-за того, что меня уели, а из-за Бесс. Если они так вели себя со мной, что уж говорить о ней.

– Мисс Прайс! – Предупреждение судьи промазало мимо цели, клуша на скамье присяжных ухмыльнулась.

– Ваша честь. – Фиона Прайс склонила голову, как бы принося извинения, затем снова навела на меня прожекторы глаз. – Мисс Лэнгриш, когда потерпевшая подала знак, что заметила вас?

Я вспомнила отсутствующий взгляд Бесс. Когда она осознала, что я смотрю на них? Невозможно сказать. Все непостижимо растянулось во времени.

– Через несколько секунд.

По лицу Прайс я поняла, что зря так сказала.

– То есть на какой-то момент она растерялась?

Я потеряла дар речи. Как можно найти слова для того, что я видела? Бесс словно отгородилась от всего. Прайс там не было. Как она смеет утверждать, что это от удовольствия?

– Она от страха не могла пошевелиться! Он причинял ей боль! – В моем голосе проступили визгливые нотки.

– Мисс Лэнгриш… – перебила Прайс, но я все говорила, слова как будто мчались перед глазами, как на экране.

– Он держал ее за волосы – намотал на кулак, а она все твердила: «Нет-нет, не надо».

Натаниэль Полглейз резко вскинул голову, и парик слетел. Текст перед глазами обрывается. Мои слова висят в воздухе, на виду у всех.

Фиона Прайс змеей скользнула ко мне.

– Прошу прощения, не расслышала. Можете повторить последнюю фразу?

За моей спиной будто что-то упало.

– Она говорила: «Не надо».

Я постаралась сказать это так твердо, как только могла, но тело выдало правду: по лицу струился пот. Не знаю, на кого я была похожа со стороны.

– Минуточку, ваша честь! Я хотела бы заглянуть в первоначальные показания свидетельницы, зафиксированные в полицейском протоколе.

Прайс надела очки и вперилась глазами в документ, будто видела его впервые, хотя наверняка знала его наизусть.

– Можете припомнить, говорили ли вы о том, что потерпевшая использовала слово «нет», когда вас допрашивал мой уважаемый коллега со стороны обвинения?

– Не помню.

«Она хочет меня опозорить», – мелькнула в голове мысль. Я успела сообразить, что это не так, только когда она протянула мне мои же показания. Прайс слишком умна. Она аккуратно подводит к тому, чтобы я опозорилась сама.

– Пожалуйста, прочитайте ваши показания и скажите присяжным, где вы упомянули о том, что потерпевшая твердила «нет».

Я пробежала страницы невидящим взором, хотя прекрасно понимала, что там ничего подобного быть не может.

– Это ваши показания?

– Да.

– Когда их записали?

– Сразу после того, как все случилось. В полицейской будке.

«Сразу после того, как он ее изнасиловал», – хотелось мне сказать, но я знала, что присяжные увидят лишь еще один признак предубеждения. Я и так наворотила дел.

– Сразу после предполагаемого изнасилования. Пожалуйста, прочтите вслух третий абзац снизу. Страница сто десять, ваша честь, третий параграф снизу.

Я прочла с запинкой, как последняя из отстающих в классе:

– Она ничего не говорила, только поскуливала.

– Она ничего не говорила, только поскуливала? Так вы заявили полиции сразу после случившегося?

– Да.

Ком в горле, наверное, был виден с самой последней скамейки для зрителей.

– Между поскуливанием и словом «нет» есть разница, не так ли?

– Да, – почти прошептала я. Глаза были на мокром месте, я с трудом сдержалась.

– А если бы она что-то сказала, вы бы заявили об этом полиции, потому что слова трудно не так понять или позабыть, ведь правда?

Я покачала головой, но не так твердо, как хотелось бы, потому что еще боялась, что прольются слезы.

– И все же вы только что заявили суду, что отчетливо слышали, как потерпевшая сказала «не надо». Вы согласны с тем, что правдивым может быть лишь одно из этих утверждений, мисс Лэнгриш?

Шансы выправить положение были ничтожны, но я ухватилась за соломинку.

– Я имела в виду, что слышала, как она скулит «не надо».

Брови Фионы Прайс взлетели под парик.

– Вы умная девушка, вы должны понимать, насколько важны эти слова в подобных делах, однако вы не упомянули об этом, когда давали показания сразу же после предполагаемого нападения?

Оставалось лишь пожать плечами. Глядя под ноги, я только теперь поняла, что имеют в виду люди, когда говорят, что хотят провалиться под землю. «Давай, – думала я, глядя на синий ворсистый ковер, – расступись, пускай разверзнется пропасть. Спаси меня от позора».

– И вдруг они внезапно всплыли у вас в памяти во время перекрестного допроса?

– Но она так сказала. Она говорила: «Не надо».