около двух месяцев, причём, не отступили ни на шаг. В конце сентября нас на машинах через Камышин доставили под Сталинград. Дня через два или три ночью на лодках и катерах мы переправились на левый берег Волги. Навсегда запомнилась картина: весь Сталинград был в зареве пожаров. Сзади сразу же за кормой лодки стоит стеной тьма, которая иногда разрывается вспышками выстрелов от орудий, бьющих по врагу из-за Волги. Впереди – нечастые разрывы немецких мин и снарядов. Дивизия заняла оборону в районе тракторного завода. С утра до вечера над нами завывали сирены фашистских самолётов, бомбивших наши позиции. Непрерывно шла стрельба: перерывы случались лишь в ночное время. Потери были так велики, что личный состав пополняли почти каждую ночь. В ноябре, думается, 11 ноября, гитлеровцы утром предприняли яростные атаки, которые продолжались весь день. Люди убывали. К вечеру от полка осталось человек двадцать, почти все раненые. У меня осколочное ранение в ноге повыше колена без повреждения кости. Собрал нас капитан и вывел сначала на КП дивизии Родимцев, теперь она стала крайней на правом фланге, потом провёл на 62-ю переправу, и ночью на катере мы перебрались на левый берег Волги. В декабре 1942 года дивизию направили на формирование в город Балашов.

В начале февраля 1943 года – снова на фронт. В городе Ельце мы вышли из вагонов и двинулись на запад. Наступление шло успешно. Дороги заносило снегом, и тылы отстали. Возникли перебои в снабжении, нас стали одолевать вши. Потом всё наладилось. Когда растаял снег, мы по грязи ходили в валенках: ботинки у нас были в вещмешках, но, когда продуктов не было, мы их променяли на что-то чуть похожее на хлеб. Трагическое соседствовало рядом с комическим!

Наступление приостановилось в концы мая, когда мы находились недалеко от станции Дерюгино на вершине образовавшейся Курской дуги. Мы не попали под удар немецкого наступления, в бои вступили уже потом, когда атаки врага были отбиты. Потом мы брали Севск почти без потерь: так много здесь было нашей техники; форсировали реку Сож. Немцы, стремясь сбить нас с правого берега Сожа, нещадно бомбили; рухнуло перекрытие блиндажа, мне царапнуло нижнюю часть спины, соседа убило. Взяв Днепр, вступили в Белоруссию. К зиме наступление выдохлось, и мы до 24 июня 1944 года вели лишь оборонительные бои. Весной я был контужен, несильно, но чем-то забило глаза, они болели, текли слёзы. Недели полторы или две лечился в санроте. После выздоровления меня временно взяли на офицерскую должность в штаб полка, а потом оставили там постоянно. В дальнейшем были наступательные бои в Белоруссии, в Польше на Наревском плацдарме и при ликвидации окруженной группировки гитлеровских войск в Грудзензе, при освобождении Гданьска, форсировании Одры в конце апреля 1945 года. Для нашего полка война на этом практически закончилась.

Мы, оставшиеся в живых участники войны, пережили невероятные физические, нравственные, эмоциональные перегрузки, но наши жертвы незначительны в сравнении с жертвой тех, кто навсегда остался на поле брани. В этом смысле глубоко справедливы слова У. Уитмена: «Самыми храбрыми были солдаты, которые не вернулись домой». Поэтому многие из нас стараются не носить награды: ведь большинство погибших наград не имели.

На стене литейного цеха Волгоградского тракторного завода установлена мемориальная доска со словами: «Здесь стояли на смерть и победили герои 37-й Гвардейской стрелковой дивизии генерала В. Г. ЖОЛУДЕВА. Октябрь. 1942 г.».

Демобилизовался я 15 октября 1945 года. Около 10 ноября приехал в город Юрьевец, побыл в Слободке, получил паспорт и военный билет. Потом отправился в Сенькино, обошёл всех родственников и в конце ноября поехал в Иваново заканчивать учёбу в пединституте.

В Ивановском пединституте заместитель директора по учебной работе В. Д. Левин, впоследствии уехавший в Израиль, встретил меня не очень приветливо: то ли сомневался, способен ли я после более чем четырёхлетнего перерыва учиться на IV курсе, да ещё пропустив почти весь седьмой семестр, то ли имел какую-то другую причину. Даже зачисление в институт не было оформлено, как следует, о чём я узнал спустя двенадцать лет, когда работал уже в Ярославском пединституте. Заведующая отделом кадров спросила, почему у меня в дипломе об окончании Ивановского пединститута записано: поступил в 1942 г. и окончил в 1946 г., тогда как по другим документам значится, что в 1942–45 гг. я был на фронте. На запрос в Ивановский пединститут получил три ответа. Я приступил к занятиям в институте, хотя, по-видимому, моё поступление официально не было оформлено.

Воспоминания фронтовика. Военные годы. Автономная Республика немцев Поволжья

28 сентября 1941 г. в составе группы студентов-добровольцев я был зачислен Молотовским райвоенкоматом Казани в парашютно-десантные войска.

Из Казани мы отправились на обычном пароходе вниз по Волге и прибыли в город Марксштадт, районный центр Автономной республики немцев Поволжья, находящийся в семидесяти четырёх километрах выше Саратова.

В Марксштадте размещался штаб 1-го воздушно-десантного корпуса, а наша 211-я воздушно-десантная бригада формировалась в селе Орловском, расположенном километрах в двенадцати от Марксштадта. Орловское – большое село, стоящее недалеко от Волги на её левом берегу. В нём несколько улиц и переулков. В центре на площади стоит каменная церковь с колокольней и большое каменное двухэтажное здание, которое занял штаб бригады. На противоположной стороне площади – здание магазина. В нём продавали и продукты, в частности, печёный хлеб. Так как получаемых в столовой харчей нам не вполне хватало, и, как говорится в старой пионерской песенке "наши бедные желудки были вечно голодны и считали мы минутки до обеденной поры", то мы покупали в магазине немного хлеба. Потом продавать нам хлеб перестали, причина неизвестна, и мы по вечерам стали варить картошку, пока её можно было брать.

Когда мы прибыли в Орловское, немцы отсюда были уже вывезены. Дома стояли пустые и молчаливые. Кое-где солдаты находили «трофеи»: телёночка, домашнюю птицу, в одном месте даже улей с мёдом… Значит, коренные жители покинули село недавно, вывозили их спешно. Сколько, наверно, было пролито слёз! Что им пришлось пережить! И при эвакуации, и в дальнейшем.

Хотя леса в окрестностях Орловского нет, но почти все дома деревянные, причём, построены они, как правило, по одному плану. С невысокого крыльца входишь в первую комнату, которую можно назвать прихожей; слева находится вторая комната, чуть побольше, она, возможно, являлась столовой; если из прихожей пройти вперёд, то попадёшь в третью комнату, а из неё – налево – в четвёртую, самую большую. На месте пересечения перегородок находится печь, в которую примерно в метре от пола вмазан обыкновенный круглый котёл, закрывающийся крышкой. Он доступен из всех комнат. Назначение