шло фактически не о захвате власти, а лишь о том, чтобы довести до конца начатое 5 июля в Петрограде восстановление порядка и дисциплины в армии, упрочение государственности. Если в начале июля удалось расформировать полки, на которые опиралась «Военка» и привлечь к ответственности главнейших участников большевистского путча в Петрограде и на флоте, то теперь, в конце августа, перед угрозой немецкого наступления было необходимо и возможно довести начатое дело до конца — вывести разложившийся гарнизон из столицы, упрочить власть Демократического совещания, ликвидировать до созыва Учредительного собрания гибельное для страны двоевластие, восстановить дисциплину и боеспособность армии.

Керенский на словах (в своей речи на Московском государственном совещании) как будто бы понимал положение и соглашался на эти меры. Внушительное движение еще не разложившихся кавалерийских частей к столице давало, прежде всего ему самому, опору для проведения необходимых мер.

Командование шло ему навстречу. Генерал Крымов прибыл к нему для переговоров, не веря, что Керенский мог объявить генерала Корнилова мятежником. Он прибыл один, без всякой охраны. Удивительно, конечно, как Корнилов мог забыть свой собственный опыт, когда он, сразу после Февраля, командовал Петроградским военным округом. Он не мог не знать, что в это время для действительного укрепления власти нужны были особо подобранные, прочные части, учащаяся молодежь. Ведь в дни апрельского кризиса две вызванные им на Дворцовую площадь запасные батареи не выполнили его приказа. Видимо, психологически генерал Корнилов и его окружение — лучшие русские генералы того времени — чувствовали, видели себя лояльными военными, готовыми всеми силами помогать легальному правительству в его борьбе за Россию, а вовсе не заговорщиками, в которых, под радостное улюлюкание большевиков и левого сектора «революционной демократии», их превратил Керенский.

В дни 26–31 августа политическая близорукость и, бесспорно, личный эгоизм сыграли катастрофическую роль в истории России. И эти же дни сыграли решающую роль в истории партии. Действительно, политические потери в результате ошибок, июльского провала — все это было восстановлено в течение какой-нибудь недели. От революционной демократии большевики не только получили индульгенцию, они были призваны в качестве ее спасителей.

Не с апрельских тезисов и не с июльского восстания, а с корниловских дней начинается прямой путь большевиков к власти. Лишив себя поддержки в армии Керенский, объективно, расчистил им к ней дорогу.

Остановимся, лишь в качестве примера, на некоторых моментах восстановления большевистских и им сопутствующих сил в Балтийском флоте после разгрома июльского выступления. 28 августа, в день объявления Керенским генерала Корнилова «мятежником» и призыва к советам начать борьбу с «контрреволюционными» силами, в Гельсингфорсе был созван Революционный комитет при Центробалте в составе 24 человек (при том самом новом Центробалте, который был свободно избран после июльских событий и в котором большинство составляли эсеры, анархисты, меньшевики и беспартийные). Выпущенные из тюрьмы на поруки команд и под надзор командиров, лишенные съездом Центрофлота избирательных прав, такие возглавители июльского мятежа — большевики, как Н. Ф. Измайлов, Н. А. Ховрин, А. С. Лоос, без выборов вошли в новый Революционный комитет и под лозунгом «борьбы с корниловщиной», фактически снова начали борьбу с Временным правительством. Мятежник Игнатьев был, например, назначен комиссаром в штаб корпуса казачьих войск, расположенный в Гельсингфорсе. Можно привести много подобных примеров в эти дни. Как раз этим восстановленным в правах большевикам, не проходившим новых выборов в советы, правительство, по ядовитому замечанию Троцкого «со шляпой в руке», и обратилось, поручив вызвать в Петроград свыше шести тысяч матросов и передав охрану Зимнего дворца команде «Авроры». Характерно, что правительство, делая это во имя эфемерной борьбы с Корниловым, фактически дезорганизовало действия флота во время самой крупной операции немцев на Балтике. Поэтому немцам удалось захватить острова Эзель и Даго и только благодаря героическим, смелым действиям командования и части оставшихся моряков удалось удержать проход в Финский залив путем затопления броненосца «Слава».

Так против фиктивного, существовавшего больше в воображении Керенского и вождей партий революционной демократии мятежа, являвшегося в действительности, не чем иным, как раздутым конфликтом между Керенским и Корниловым по вопросу мероприятий об укреплении правительственной власти, были призваны в качестве защитников демократии и Временного правительства большевики и им было предоставлено право вооружения и организации самостоятельных отрядов.

В начале сентября из тюрьмы были выпущены почти все большевистские путчисты, арестованные в июле, в том числе Троцкий. Только 15 сентября Керенский, спохватившись, издал приказ о прекращении формирований независимых отрядов, создававшихся, якобы, для борьбы с корниловщиной. Но было уже поздно: восстановление и вооружение отрядов Красной гвардии было совершившимся фактом.

Так на плечах правительства, при полной моральной поддержке социалистических партий, большевики не только восстановили свои силы, но и невероятно усилились. Теперь никто не счел нужным вспоминать июльские дни, открытые следствием немецкие связи Ленина, никто не ставил вопроса о громадном количестве вооружения и о дальнейшем существовании отрядов, созданных «для борьбы» с Корниловым.

Не будем приводить общеизвестной ленинской цитаты, где он восторженно дает указания о необходимости под флагом борьбы с Корниловым готовиться к вооруженному перевороту, но «пока» не выступать против Керенского, предъявляя ему лишь частичные требования. Временное правительство как будто бы нарочно само содействовало этому плану. Все его мероприятия по защите свободы и демократии носили бумажный характер и надежды народа обратились к уже назначенным на ноябрь выборам в Учредительное собрание.

Ленин хорошо понимал, что большевики не пользуются доверием большинства народа и, следовательно, после созыва Учредительного собрания и формирования законного правительства, шансы на приход к власти исчезнут, быть может, навсегда.

Поэтому он видел в остающихся полутора неделях до выборов последние сроки для захвата власти и был столь непримирим ко всем своим соратникам, предлагавшим выждать созыва Учредительного собрания и рассчитывавшим на коалицию с частью партий революционной демократии.

10 октября 1917 года на набережной реки Карповки (Петроградская сторона) в квартире меньшевика Суханова, но без его ведома, произошло заседание ЦК, продолжавшееся больше 10 часов подряд, хотя присутствовало на нем всего 12 человек, в том числе Ленин, обривший бороду и надевший парик.

Десять часов понадобилось для того, чтобы принять небрежно, как бы второпях, написанную резолюцию. Она была принята 10 голосами против двух «штрейкбрехеров» Зиновьева и Каменева. Их «штрейкбрехерство» свелось к напечатанию письма со своим мнением по вопросу о сроках вооруженного восстания в «Новой жизни», — органе, издаваемом Сухановым совместно с М. Горьким. Троцкий, единственный участник заседания, оставивший о нем воспоминание, писал, что в этот день был «непередаваем, невыразим общий дух его (Ленина. — Н.Р.) упрямых и страстных импровизаций». Ленин был в том состоянии, которое хорошо его знавший Н. С. Валентинов, назвал состоянием «ленинского ража», способного гипнотизировать даже