худенького мальчика, каким я его знал. Передо мной стоял стройный, красивый юноша во фраке, ловко обхватывавшем его фигуру. Когда первое волнение улеглось, он меня усадил на диван рядом с собой. Я просил его рассказать все, что случилось с ним за эти годы, и вот что он мне поведал:

— После вашего отъезда из Крыма, я тайком от отца начал заниматься игрой на скрипке. Очень скоро я так привязался, так полюбил ее, что проводил с ней целые дни. Сначала я только извлекал из нее разные звуки, но мало-помалу научился наигрывать песенки, которыми не так давно убаюкивала меня моя мать. Потом, я стал играть мелодии своего собственного сочинения, а старые украшал различными вариациями. Переехав с наступлением осени в город, я уже играл настолько хорошо, что обратил на себя внимание одного музыканта, который и начал давать мне уроки без всякой платы. Отец ничего не знал об этом. Так прошло два года. Меня все более и более тянуло в консерваторию, так как я чувствовал, что без нее из меня ничего не выйдет, и только она даст полный расцвет моему дарованию. Мой учитель поддерживал меня в моем желании, но отец по-прежнему и слышать не хотел об этом. Я решил оставить родной город и отправиться в Петербург. Все мне говорило, что там я добьюсь того, о чем думал в тиши ночной, поверяя милой скрипке и далеким звездам свои мечты и надежды. Наконец, меня поддерживала вера в мое призвание, и вот, в один прекрасный день, я пешком отправился в Петербург.

— Как, пешком?! — воскликнул я.

— Да, пешком, — с мягкой улыбкой ответил Сережа, — с полутора рублями в кармане. Конечно, с такими средствами пройти тысячекилометровое расстояние трудновато, и на первый взгляд покажется невероятным, но на свете нет ничего невозможного, если есть силы и энергия, есть вера в себя. Вера — это успех, победа, это все. Сначала, пока у меня были деньги, мое путешествие было сносно. Но потом, когда деньги кончились, приходилось в иных местах засиживаться по неделе и больше, чтобы добыть себе трудом денег на пропитание. В Петербурге, благодаря участию добрых людей, поступил в консерваторию. Мои познания обратили на себя внимание профессоров, которые пророчили мне блестящую будущность. Я первым кончил курс, пробыл два года за границей, где завершил свое музыкальное образование, и сегодня в первый раз выступаю перед столичной публикой.

— И не трусите? — спросил я.

— О, нисколько! — возразил Сережа. — Помните, я вам говорил о звуках, которые издавала скрипка. Они точно манили меня за собой. Я послушался и пошел за ними.

Сегодня точно так же эти звуки поведут за собой публику, они покорят ее. Это будет успех.

Часы показывали семь, и мы отправились. У подъезда театра мы расстались. Сережа прошел в комнату для артистов, а я вошел в зал. Ярко освещенный, переполненный зрителями, шумно занимавшими свои места, он был наряден. На обтянутой красным сукном эстраде уже находились музыканты, настраивавшие свои инструменты. Дав утихнуть немного залу, дирижер ударил палочкой по пюпитру, и концерт начался. Довольно равнодушно отнеслась публика к увертюре, исполненной оркестром. Публику интересовал молодой скрипач. Имя Сережи было у всех на устах, и все с нетерпением ожидали его появления. После короткого антракта портьера раздвинулась и на эстраде появился Сережа. Поклонившись публике, он вынул из кармана платок, спокойно вытер им шейку скрипки и, дав знать легким наклоном головы дирижеру, что он готов, начал играть. Тихо плача, запела скрипка. Она говорила о том, что не в силах выразить человеческое слово, о том, что живет глубоко в затаенном уголке души, она говорила о милом потерянном прошлом, о детском невинном счастье. Но все шире и шире разливались звуки, они росли, усиливались с каждой секундой, в них появилось раздражение, упрек. Будто чья-то страдающая душа выплакивала свое горе, потом тихий покорный плач превратился в мощный океанский рокот и могучими волнами звуков затопил зал. После бравурного марша, вновь послышался плач и оборвался моментально. Молодой виртуоз опустил скрипку. Несколько секунд странная тишина царила в зале, точно публике не хотелось просыпаться от очарования. И вдруг, как бы сговорившись, в одно мгновение, зал загремел рукоплесканиями.

Звезда с востока

В живописной провинции Дофинэ, там, где гордые Альпы высоко возносятся к небу белоснежными вершинами, у самого входа в ущелье есть узкая прохладная долина. В глубине ее протекает ручей, превращающийся весной в бурный и шумный поток. Здесь скромно приютилась маленькая деревенька Тренни. В старинные времена в этой деревне жило лишь несколько семейств бедных пастухов. Живший в соседнем замке на вершине высокого холма священник каждое воскресенье спускался вниз, в маленькую деревенскую церковь, чтобы отслужить обедню и читать Евангелие.

У этого священника была добрая и кроткая душа. Как детей, любил он своих прихожан. Он часто читал им различные места из Священного Писания и знакомил их с библейской историей. И так как они особенно любили историю Иисуса-младенца, то он чаще всего читал им Евангелие от Матфея: «Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском, во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с Востока и говорят: — Где родившейся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему.

Увидев же звезду, они возрадовались радостью весьма великою и, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его; и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну…»

Джеджи — маленький пастух — запомнил эти слова. Глубоко запали они в его душу, и каждый раз, возвращаясь домой со своим стадом и видя, как одна за другою зажигаются на небе звезды, он искал между ними ту, которая вела волхвов. Ведь найти ее было совсем нетрудно, — так думалось бедному мальчику. Она должна быть самою большою, самою блестящею, и он отличит ее из тысячи. Но, как ни напрягал он свое зрение, подолгу ожидая этой прекрасной звезды, она не появлялась на небе.

Вернувшись однажды домой поздно вечером, после нескольких часов напрасного ожидания, Джеджи решил в первое же воскресенье спросить у священника, появляется ли эта звезда когда-нибудь на небе? Священник ему сказал, что звезда давно погасла и никогда-никогда уже более не появлялась с тех самых пор, как люди распяли Христа.

Тогда мальчик спросил:

— Что такое восток?

— Это то место, дитя мое, где восходит солнце.

Личико мальчика озарилось