Моя Домработйица сделала шаг вперед, затем махнула рукой, и мы тихо вошли в комнату.

Я замер. На полу в окружении разбросанных писем покоилось тело почтальона в мундире – он выбыл, как адресат, в самом буквальном смысле.

– Нычво сыбе! Тольк гляньть на рожу-то! – выдохнула Далила. Кожа на лице почтальона вздулась и ужасно воспалилась – к тому же она была черной, почти как его ботинки. – Думыйте, ыго сыседский фыраон впыстил?

Я кивнул:

– Скорее всего. Я кое-что ожидал увидеть. Ага. Должно быть, вот оно.

В руках, искореженных, как ржавые ключи, почтальон сжимал квадратный сверток, обернутый в коричневую бумагу.

– Отойди, – скомандовал я, опускаясь на колено, чтобы изучить тело. – Ага!

На правом запястье имелись два прокола, и кожа вокруг них покрылась мерзкими волдырями.

– Что-то его укусило, – прошептал я.

Далила посмотрела на труп.

– Думыйте, ыно было в трубке? – Сложив руки на груди, женщина с беспокойством оглядела комнату. – Что б тым ни было, – шепнула она, – ыно, скырей всыго, ыще тут.

– Без сомнения.

Я посмотрел на турецкий ковер. В полумраке всякая тень напоминала свернувшуюся змею.

– Оставайся на месте, Далила, – пробормотал я. – Я пройду через комнату и открою шторы. Тогда мы сможем получше разглядеть эту штуку…

– Не двыгтесь, сыр! Радь всыго свытого, не двыгтесь! – в ужасе выдохнула Далила.

Предупреждения мне не понадобились – я уже и сам почувствовал, как что-то отвратительно щекочет мою ногу. Застыв на месте, я ухитрился опустить глаза и мельком взглянуть на это существо, но в полутьме был виден только шипастый силуэт длинною примерно в фут. Существо продолжало неумолимо карабкаться по моей икре.

– Что ж делыть-то? – прошипела Далила.

Я закатил глаза:

– Сними с меня эту проклятую дрянь.

Непроизвольно вздрогнув, я попытался не закричать, когда тварь снова зашевелилась и доползла до моего бедра.

– Свет! – прошептал я.

Кивнув, Далила неуклюже подошла к окну и осторожно подняла шторы. Комнату залил молочный свет.

Крик отвращения, который вырвался у Далилы, не особо помог мне справиться со страхом.

Я рискнул посмотреть вниз. В мою ногу вцепилась (иначе и не скажешь) самая отвратительная тварь из всех, что я когда-либо видел. Нечто среднее между скорпионом и сороконожкой, желтовато-коричневого цвета, ее панцирь тускло поблескивал, как янтарные четки на нитке. Ее голова, из которой росли свирепые жвала – без сомнения, именно ими она и убила почтальона, – медленно двигалась из стороны в сторону и подрагивала. У меня по спине поползли мурашки.

– Что эты? – закричала Далила.

– Не знаю! Мне плевать! – умудрился выдавить я сквозь сжатые губы. – Но у нас есть одно преимущество.

– Кыкое?

Я продолжал смотреть на эту насекомообразную мерзость. При ее прикосновении каждая часть моего тела замирала от ужаса. Я делал все, что мог, чтобы не схватить тварь и не отшвырнуть подальше.

– Думаю, тварь слепа, – прошипел я. – Нам нельзя ее… тревожить.

Далила медленно кивнула:

– Где вашы трость? Я б мыгла ее сшыбить.

– Нет! – Я с трудом сглотнул, пытаясь не выдавать волнения. – Она укусит меня раньше, чем ты ее достанешь, тупица! – Тварь снова начала двигаться – ее дергающиеся конечности омерзительно шуршали по ткани моих брюк. – Подойди сюда, – осторожно сказал я. Далила послушалась. – А теперь… встань у меня за спиной…

У меня на бровях повисли капли соленого пота.

Далила заняла позицию – примерно в десяти дюймах от меня.

– Что тыперь? – спросила она высоким сиплым голосом.

– Теперь ты должна снять с меня брюки.

– Ы?

Я попытался выровнять дыхание. Тварь поднялась еще выше – теперь она практически гнездилась у меня в паху.

– Не спорь, женщина, – сказал я наконец. – Протяни руки вперед и отстегни подтяжки. По… по… очереди…

Далила повиновалась – протянула правую руку, обхватила меня за талию под поясом и нащупала первую пуговицу. Ее толстые грубые руки тряслись, когда она пыталась отстегнуть подтяжки.

Не издав ни звука, она вытянула левую руку, чтобы решить возникшую проблему, и после мучительной возни наконец умудрилась снять сначала одну, потом другую петлю. Брюки слегка обвисли.

– Они должны держаться! – прохрипел я. – Если они упадут слишком быстро, эта тварь вопьется в меня в мгновение ока!

– Хырашо! – прошептала Далила. – Пырхожу к дрыгой стыране. Вы не мыгли б…

Я мог. Я мучительно медленно опустил руку и схватился за пояс, чтобы удержать брюки.

Далила уже отстегивала подтяжки слева. Одна петля снялась легко, со второй возникли сложности.

– Черт пыдери ыту хрень, – пробормотала она. – Пырклятый Ытдел кройки и шитья с их дытошынстью. Тут нады ыстырожны, а то…

Когда вторая пуговица с громким треском оторвалась и штаны практически упали, мое сердце стало биться как-то тошнотворно быстро.

Голова насекомого поднялась и повернулась, словно бы оно прислушивалось. Щупальца усиков на время перестали Щупать.

Далила сосредоточилась на задних пуговицах, однако по поведению твари я понял, что на подобные мелочи у нас просто нет времени.

– Оно собирается жалить! – закричал я. – Далила, быстро. Как только скажу, стягивай штаны и души проклятую тварь!

Казалось, я очутился вне собственной плоти, пока наблюдал, как поднимается поблескивающая голова этого чудовища, как дрожат его жвала, похожие на лезвия бритвы, как с них капает яд…

– Давай, Далила, давай! – завопил я.

Женщина с поразительной скоростью стянула с меня штаны, закутала ими тварь, уронила к моим ногам – и, не теряя ни секунды, изо всех сил несколько раз хрястнула каблуком жуткую тварь под материей. Я невольно поморщился.

Мгновение спустя я выхватил из пальто револьвер и выпустил пулю себе под ноги. Лишь увидев дымок от омерзительной липкой слизи, я смог заставить себя, не снимая ботинок, стащить остатки брюк и зашвырнуть их в угол.

Второе покушение на мою жизнь! Казалось, кто-то очень не хочет, чтобы я. добрался до сути этого загадочного дела.

Но кто?

Далиле я задал работу – собрать мои вещи, – а сам рухнул в кресло со стаканом бренди, размышляя о тщете всего сущего. Пока моя бесценная Домработница хлопотала наверху, я просмотрел менее смертоносную часть своей корреспонденции. В свертке я обнаружил, как и ожидал, древнюю книгу с ломкими от старости страницами и листок бумаги, на котором значилось: