НАЖИВКА! Встреча с Софисмом – Семь тридцать. Виа Сан-Фонтанелла, 387. Ч.

Друг Чудоу меня не подвел. Несмотря на то что его засадили в тюрьму, он все равно мог дергать за все ниточки. Он устроил мне встречу с неуловимым профессором Софисмом, и теперь мне было чем выуживать у него секреты.

Я перевернул книгу, и тусклый переплет блеснул в свете камина.

Также в пачке писем у незадачливого почтальона обнаружилась благоухающая записка от божественной мисс Беллы Пок. Я прижал ее к лицу и глупо ухмыльнулся, как влюбленный школяр.

До свидания, дьявольский мистер Бокс. До новой встречи.

Я аккуратно положил записку между своими рубашками. Мысли о том, что я вернусь к такой девушке, как Белла, было достаточно, чтобы спасти меня от любой опасности. А пока мне нужно было как можно скорее разобраться с делом Чудоу. Я не мог позволить себе пропустить встречу с Софисмом в Неаполе. Второго шанса у меня, вероятнее всего, не будет.

Час спустя толстое лицо инспектора Слиффа лучезарно улыбнулось мне из-за другого края стола.

Мы сидели в буром кабинете, который он называл домом. В углу находилась маленькая спиртовка и куча консервов, которые навели меня на мысль о том, что в данный момент инспектор предпочитает гостей не принимать. А потом я заметил на его пальце белую полоску кожи – там, где когда-то, видимо, было кольцо. Вероятно, миссис Слифф недавно сошла со сцены.

Я прибыл в Скотланд-Ярд, будучи в полной уверенности, что сейчас какая-нибудь бестолочь в полицейском шлеме отправит меня куда подальше. Вместо этого я обнаружил, что инспектор все еще на посту, – только теперь он был без воротничка и, насколько я понял, сжимал в руке кружку с бренди.

– Неужели вы не понимаете, – сказал я. – Вполне вероятно, что бедная миссис Ноуч покинула Механический институт и была убита где-то еще. Это не менее вероятно, чем версия, будто Кристофер Чудоу задушил несчастную женщину в уборной!

Слифф беспомощно развел руками:

– Мистер Чудоу не может предоставить нам свидетельских показаний по поводу того, чем он занимался между половиной десятого и десятью. Он мог задушить ее и оставить там.

– И после этого не моргнув глазом провести урок?

– Некоторые убийцы невероятно хладнокровны.

Я раздраженно застонал:

– Но где мотив, дорогой сэр?

Слифф довольно улыбнулся и вытащил из кармана пиджака продолговатый кремовый конверт. И потряс им у меня перед носом, как приманкой.

– Что это? – спросил я.

– Копия завещания миссис Ноуч. Помимо прочих мелких отчислений, она завещала пятьсот фунтов своему преданному учителю рисования, мистеру Кристоферу Чудоу.

– Что? Ну и что из этого? Чудоу непристойно богат.

– Многие убивали и за меньшие деньги, сэр.

Я взял у него конверт и изучил его содержимое.

– Хм-м… между тем эти документы свидетельствуют скорее против ее мужа.

– Мужа?

– Да. Она оставила ему две тысячи фунтов и ежегодную ренту своего первого мужа, которой… похоже… он не мог распоряжаться, пока она жива.

– Но есть свидетельства: мистер Ноуч уехал от Механического института.

– Но он мог нанять кого-нибудь, кто сделал бы все за него.

– Мистер Бокс…

– Вы встречались с этим человеком, Слифф. Даже если деньги и не мотив, очевидно, что он не одобрял светскую жизнь своей супруги. И когда она стала более уверенной и независимой, он просто не смог этого выдержать и задушил ее.

Слифф холодно посмотрел на меня:

– Вы забываетесь, сэр. А как же перчатка?

Я нетерпеливо махнул рукой.

– Достаточно просто украсть у дамы перчатку. К тому же откуда на ней взялась кровь? Насколько я помню, коронер сказал, что женщина была задушена.

Слифф, казалось, задумался.

– Ладно, ладно. Я учту ваши версии, сэр. А теперь, если не возражаете, мне есть чем заняться. Это не единственное дело, которое я веду.

Меня выпроводили в унылый коридор. Я засунул руки в карманы и с несчастным видом поплелся к выходу, равнодушно изучая стены и вполглаза глядя на листовки, пришпиленные к пробковым доскам, на уродливые изображения преступников в розыске и на пятна сажи на стенах над потрескавшимися газовыми рожками. Я понятия не имел, что предпринять дальше. Мне надо было немедленно ехать в Неаполь, но как я мог оставить Чудоу в такой ситуации? Может, мне увеличить свой долг, попросив Джошуа Рейнолдса использовать свое влияние? Мои раздумья неожиданно были прерваны.

– Боже ж мой! – раздался сиплый крик. – Не делайте больно. Больно мне не делайте, пжалста!

Я повернулся налево и увидел, как констебль «провожает» женщину из здания. Она казалась всего лишь кучей светло-голубых юбок – жуткая пропойца с всклокоченными волосами.

– Низзя меня просто так отсель выкидывать!

– Следи за моими руками, – сказал полисмен.

– А моя подруга?

Полисмен толкнул дверь, и внутрь ворвался теплый воздух.

– Господи, да ты потеешь джином, женщина! Я тебе уже сказал: у нас есть дела поважнее, чем искать твоих воображаемых приятельниц. А теперь пошла отсюда!

Он выкинул ее за дверь. Пока дверь закрывалась, я слышал ее карканье:

– Он убил ее, я знаю! Этот чудесный!

Я навострил уши и быстро пошел к двери, которую констебль мне открыл.

– Хорошего вечера, сэр.

Я кивнул ему и вышел в ночь. Женщина, лежащая на ступеньках участка, пыталась подняться на ноги.

– Извините меня, дорогая моя, – сказал я, протягивая руку. – Вам не нужна помощь?

Она подозрительно посмотрела на меня, затем схватила меня за рукав и встала.

– Нас не представили друг другу, – улыбнулся я. – Я Люцифер Бокс.

– Китти, – сказала она, нервно сглотнув. – Китти Хлёст.

– Я невольно подслушал ваш разговор. Вы говорили что-то про чудо?

Она лихорадочно закивала:

– Этот мистер Чудоу. Я читала в газетах. Это он ее убил!

– Миссис Ноуч?

– Нет! Мисс Безум!

– Кого?

Что происходит? Беднягу Чудоу обвиняют уже в двух убийствах?

Китти Хлёст шумно выпустила воздух, издав губами неприятное бульканье.

– Не угостите ль выпивкой, пжалста, сэр? Это очень длинная и очень и очень странная история, а я сегодня прошла пешком половину города.

– Конечно. Пойдемте.

Мы нашли достаточно освещенный и шумный паб всего в одной улице от участка. Я взял для своей гостьи два стакана джина – этого достаточно, чтобы продемонстрировать щедрость и при этом гарантировать относительную трезвость повествования.