— Все журналисты любопытны. Я не исключение.

— Артур. Меня зовут Артур. Вам не нравится имя?

— Мне неудобно без отчества.

— Глупости, глупости, Лиза. И я вас звать по отчеству не стану.

— Тогда Елизавета.

— Хорошо.

Минут через двадцать, которые мы проехали в полном молчании, Бернаро помог мне выйти из машины, проводил до лифта (тот, как назло, не возникал целую вечность) и в каком-то веселом любопытстве все рассматривал и рассматривал мое лицо, чем смутил меня окончательно и вызвал приступ нервического кашля.

* * *

Следующие полчаса моей жизни были потрачены на звонки тюзовским приятелям Водонеева, которые, как оказалось, знали еще меньше, чем я. И все говорили одно и то же: подобные выпадения из реальности — с исчезновением на несколько дней и выключением телефона — для него не редкость, вот заземлится и объявится. Чуть успокоившись, я заварила чай и села за компьютер, чувствуя, что уснуть все равно не удастся: нужно было писать обещанную Хусейнову статью. И, кажется, впервые я писала такой материал без личной встречи, а перед глазами стояло одно и то же: Водонеевский Гаев в «Вишневом саде», визитной карточке «Другого театра», и эта его ключевая фраза: «Все состояние проел на леденцах».

Все состояние…

Саша продолжал играть в этом спектакле даже после ухода из театра, играть свою лучшую роль, из которой становилось очевидно, что жизнь прошла, и прошла безвозвратно, и не было жаль ни Раневской и ни имения, а только этого невзрослеющего ребенка, так и не выучившегося играть в серьезные игры серьезных людей. Собственно говоря, он и играл-то себя. Все это понимали, и всем было неловко. Как ни странно, совсем невыношенный текст статьи шел без сучка, без задоринки, и около двух часов ночи я поставила точку — почти счастливая оттого, что мне не нужно будет заниматься этим завтра.

А утром статья о Саше сразу пошла в номер — вслед за редакторской взбучкой на традиционную тему: где гвоздевые материалы?!

Не успела я вычитать в полосе своего Водонеева и назначить встречу Маринович, которую все оттягивала, как на моем мобильнике высветился незнакомый номер, состоящий практически из одних семерок, и обволакивающе-низкий голос мага Бернаро сообщил, что иллюзионист заедет за мной в редакцию.

— Но сегодня никак, у меня встреча.

— Тогда после встречи.

— Не знаю.

— Елизавета, как ваша нога?

— Спасибо, лучше.

— Ну, вот и прекрасно. Я заберу вас после вашей встречи и обязательно верну домой. Артур.

— Артур, давайте созвонимся позже, хорошо?

— Нашего нового поклонника зовут Артур. И кто он? — проявила признаки жизни спящая за компьютером Жанна.

— Да какой там поклонник! Бернаро.

Фрониус отреагировала так, словно это звонил не Бернаро, а Том Круз:

— И ты про какую-то встречу?

Я тут же пожалела, что не сохранила конспирации:

— Ну, если в самом деле встреча. Потом, я не готова и устала, строчила материал полночи.

— Лиз, ты сошла с ума?

— Я не сошла с ума.

— Бернаро — самый интересный мужчина во всем Городе, к тому же не женат.

Я вздохнула и села напротив:

— Вот именно поэтому встречаться с ним не следует.

— Да, в общем, ты права, нам только магов не хватало. Слушай, а он действительно похож на Копперфильда, или так делают специально на афишах?

— Действительно. Но выглядит моложе. Ему чуть-чуть за сорок или меньше.

— Зачем звонит?

— Не знаю. Говорит, что дело.

Кивнув, Жанка застучала по клавиатуре и вскоре зачитала справку из всеведущего Интернета:

— «Бернаро Артур Мстиславович. Родился в городе Владивостоке в 1960 году в семье инженеров-строителей. Окончил эстрадный факультет ГИТИСа. Народный артист России. Лауреат международного конкурса иллюзионистов в Варне… Лауреат Всемирного конкурса иллюзионистов в Монте-Карло. Лауреат того, лауреат сего. Так, это пропустим. Чемпион магии Всемирного форума магов в Токио и так далее, и так далее. Разведен. Имеет дочь Сирену.

— И тучу бывших жен.

— Да, нет, жена одна как будто, — возразила Жанка. — Но все равно: артист, среда, ты это не потянешь. И Сирана эта нам ни к чему. Хм, это надо же — Сирена! Какой вкус-то надо иметь! И что у вас?

— Жан, ну с чего ты взяла? Обычный деловой звонок.

— А с того, что Бернаро — твой тип: высокий, спортивный. Как ни странно, и книжки читает, и ставит правильные ударения в словах. Я сама в него чуть не влюбилась. Когда он снялся в «Колдуне».

— Он что, снимается в кино?

— Ты что, не помнишь? Сто лет назад. Этот «Колдун» шел по всей стране. Какой-то очень странный фильм, где он просто присутствовал в кадре. И хорош же был, однако. А больше не снимался.

— И в чем там суть?

— В чем, в чем… Не помню точно. Но, кажется, речь шла о том, что человек обнаружил и развил в себе сверхспособности до такого уровня, что мог предсказать все варианты будущего — как отдельной личности, так и страны, но сам в конце концов потерял интерес к жизни.

— А любовная история там была?

— Лиз, ну как без любви-то? В том и фишка, что женщина, в которую был влюблен этот колдун, совсем его не любила, а он ничего не мог сделать.

— Экая дичь.

— Нет, слушай, вру. Он мог, но не хотел делать своими магическими средствами. И кончилось все плохо. Ну, дичь, не дичь, а Бернаро там был просто дивный. Я смотрела три раза — и знаешь, на что? Как он ходит, как смотрит. Глаза!

— Да, я заметила: Бернаро — это пластика. Ее не выработать и не сочинить. Дается так, задаром.

5

Я шла по гулким коридорам «Балета Георгия Крутило-ва», поражаясь тому, как здесь все изменилось. После гибели хореографа прошло чуть больше месяца, но мне показалось — и стены обветшали, и в классах что-то померкло. На дворе еще держались последние жаркие дни, но тут, в просторных репетиционных помещениях, я сразу ощутила вкрадчивый, неестественный холод, хотя кондиционер не работал. Или в межсезонье так бывает всегда?

Ника Маринович, монументальная и невозмутимая, как скала, сидела в хорошо знакомом мне кабинете Кру-тилова, держа на коленях «Золотую маску» — почетный трофей с последнего фестиваля.

Указав мне на второе кресло, она долго и пристально рассматривала символ главной театральной премии страны, не обращая на меня никакого внимания. Затем встала и повесила его на стену — рядом с портретом Крутилова, который смотрел на нас, будто забавляясь.

— Упала «Золотая маска», — наконец сказала Марино-вич и закурила сигарету, — да, слава богу, не разбилась.