Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господи как же круто, — Машка уплетала шоколадное мороженое за обе щеки. — Очень вкусно!
— И ты сможешь позволить себе есть в кафе каждый день и покупать шмотки, прикинь будет жиза?
— Умеешь ты соблазнять.
— Я просто умею констатировать факты.
Посидели, Сивый дал Машке время насладиться мороженным. Девка попробовав шоколадную крошку, следом принялась пробовать сиропы на других порциях.
Уличив момент, Боря спросил:
— Тебе что-нибудь известно про Олимпийский в июне?
— Не, а что там, Шулько? Это ж в Москве такая площадка? — каждый раз перед тем как попробовать что-то новое, она тщательно вылизывала ложку.
— Просто говорят всякое… ты кстати с Семейкой давно общалась?
— Ну тогда же, когда и ты, а че случилось? Ленка то тут причём?
— Забей. Не причём.
Посидели, Боря чтобы не оставить поковырялся в своей «Планете», хотя есть не хотелось совершенно.
— Борь, а Борь, — Машка отодвинула от себя креманку. — Я ж знаю зачем ты меня сюда привёл и что обед у нас не просто так, а деловой… ну не нравится мне твой бизнес, прости пожалуйста. Не могу от ощущения дурацкого отделаться, что людей сегодня обманула. Да и вообще…
— Что вообще?
— Мне надо готовиться к экзаменам, у нормальных людей идёт сессия! — она коротко плечиками пожала. — Вон Ленку Семейку и попроси, она все предметы экстерном сдаёт и у неё полно свободного времени. И почерк у неё ещё лучше, чем у меня. Прости, Шулько. Короче учеба мне важнее бизнеса!
— И кем ты потом будешь, когда выучишься, если не секрет?
— Я вообще-то поэтесса, Вениамин Бенедиктович предрёк мне будушее, — с серьёзным видом заявила Бондариха.
«Дура ты, а не поэтесса», — мелькнуло в голове.
— А когда Жаба тебе заплатит первый гонорар, он не сказал? — решил он подковырнуть.
— Так, с меня достаточно! С тобой сюсюкаешься, Боренька то, Боренька это, а ты малого того, что мой выбор не уважаешь, так ещё Вениамина Бенедиктовича обзываешь.
Машка резко поднялась из-за стола. Сарафан от такой прыти поднялся и опуститься не успел, отчего бондариха засветила свои трусики.
— Занимайся чем хочешь, эти деньги точно не сделают тебя счастливым!
Она залезла в сумку и достала оттуда заработанный четвертак, укладываясь купюры на стол.
— Мне они не нужны, а я пойду к Антону! Он как раз закончил и наверняка меня на проходной ждёт! А тебе, Шулько неплохо будет извиниться перед Вениамином Бенедиктовичем за своё гадкое поведение.
— Всенепременно, уже бегу и низко приседаю, — огрызнулся Боря.
«Проучить что ли ее?» — он смотрел на раскрасневшуюся девчонку.
Ну в потом взял и забрал со счета лежавшие там купюры.
— Вот и плати сама за то, что наела, раз тебе мои деньги не нравятся.
— Чего?!
— По счету рассчитайся говорю.
Машка опешила.
— Ты… ты… отдай мне мои двадцать пять рублей и я заплачу!
— А хрена лысого? Не отдам я тебе эти грязные бабки. Ты ж правильная такая фифа.
— Пошёл ты… — у Машки на глазах слёзы навернулись.
И крутанувшись на каблучках своих сандалий зашагала к выходу.
«Попутного ветра, вот спецом останавливать не стану. Неблагодарная», — решил Сивый.
Бондариха ушла почти, но вдруг остановилась, снова залезла в сумку.
— Ах да, забирай эту белиберду! Вон откуда у тебя в голове такие мысли витают!
На столик лёг «кирпич» серии «ПФ» издательства «Советский писатель». На обложке издания художник изобразил иноземную трёхглазую тварь-рептилоида. Название гласило: «Звездная месть» автора Юрия Петухова.
— Это вообще что?
— Петухов, ты мне его сам дал! — взвизгнула Машка. — Лучше бы соизволил посетить наш литературный кружок, Шулько, мы сборник наш будем разбирать… а не вот это все. Хотя теперь мне кажется, что такой человек как ты не смог бы написать этих стихов.
Она вздохнула и ушла.
«Скатертью дорожка», — мысленно проводил Бондариху Сивый.
Оставшись один за столиком, Боря несколько минут размышлял. Мороженое давно растаяло и теперь в чашах плавал жижа.
«Вот малолетняя зараза, все портит», — зло подумал он.
Теперь придётся ломать голову как изготовить к завтрашнему дню саммари в количестве аж 79 штук.
«Может Ленке внатуре позвонить? Ну а что, напишет саммари, бабок заработает. Надеюсь она не такая дура, как Машка. Заодно спрошу с какого перепуга я вдруг такой популярный стал», — решил Сивый.
Поднялся, вернул деньги на стол и зашагал к выходу.
Глава 9
«Дождь идет с утра, будет, был и есть.
И карман мой пуст, на часах шесть.
Папирос нет, и огня нет,
И в окне знакомом не горит свет.
Время есть а денег нет»
По пути домой сивый заглянул к Аркадию Осиповичу за раскладушкой и телегой. Обещал до шести прийти и пришёл, явился не запылился — правда в пять. Старик к тому моменту управился с основной работой и нацепив на нос очки разгадывал кроссворд. Кстати почти весь разгадал. Из старенького трехпрограммного радиоприёмника Апогея-306 на стене доносилась мелодия Николаева из последнего альбома:
Я тону в твоих глазах,
И не знаю, что тебе сказать,
Только музыка в ночи
Для нас звучит.
— О, чего ты так рано вернулся, пацан? — спросил дежурный не поднимая глаз от газеты.
— Да, — Сивый отмахнулся, в подробности вдаваться не стал. — Нагулялись.
— Не бреши, — Аркадий Осипович записал очередной ответ в клеточки. — Я девку твою видел с другим. Зажималась прямо у проходной. Пацанёнок твоего возраста, подрабатывает.
Боря только улыбнулся с глуповатым видом, а про себя подумал:
«Вот шаболда, бондариха, тит твою мать!».
Забрал свою телегу с раскладушкой, ещё раз поблагодарил Аркадия Осиповича за оказанную услугу.
— Лучше скажи — английская единица измерения веса, четыре буквы? Уже голову всю поломал, да вспомнить никак не могу.
— Фунт, — подсказал Сивый.
— Фунт, точно. Представляешь из головы выветрилось. — повторил старик, вписывая ответ. — Так, а цыганский коллектив у нас значит «табор». Ага…
Попрощались на этом.
По пути домой Борис Дмитриевич зашёл в хозяйственный магазин и основательно там скупился всяким добром. Вроде как и по мелочи все, туда-сюда, а для дома нужно. Купил новые розетки, краску «Эмаль» несколько банок, кисточки — одну широкую на большой мазок, другую поменьше (подкрашивать чтоб удобно было) и ещё чего по мелочи там сям, для вешалки той же, чтобы дома косметику навести. Затык случился по части плитки. В ванной следовало подмарафетить кафель, который заметно прохудился и освежить