– Несмотря на то что она каким-то чудом выжила, кто-то должен был ей помогать, – сердито выпалил Мох.

– Он увидел, на что она способна. После этого его заботы о благополучии девочки были неразрывно связаны с тем, как он может нажиться.

Мох скрестил руки на груди.

– И ему приходилось делать вид, что она его дочь, иначе пришлось бы отвечать на трудные вопросы о том, откуда она взялась.

– Именно так. Разумеется, Сильвия была в ужасе. Она была против этого, потому-то дело и кончилось тем, что Мемория стала жить с вами и вашей матерью.

– Даже не знаю, что сказать, – вздохнул Мох. – Всё это звучит невероятно.

– Во всяком случае, Агнец знал, что Джон плутует с «Красной миногой», – сказала Имоджин. – Он следил за Джоном. Когда же узнал о Мемории, то сразу оценил её уникальность и захотел её для себя самого. Это стало одержимостью.

Имоджин потянула виски из стакана, но стекло звякнуло о её зубы. Она протянула стакан Моху. Тот его взял и поставил на стол.

– После падения Мемории в океан Агнец пришёл к нам домой с несколькими членами «Красной миноги». Не считая Агнца, все они были людьми, кого мы знали как уважаемых членов общества. Они били Джона до бесчувствия. Агнец требовал сундук, слухи о котором дошли до него. Джон настаивал на том, что его не существовало, что люди просто переврали сказанное им. Агнец так ему и не поверил. Все это произошло за год до моего рождения. Мама мне рассказывала, что после этого случая дела, по-видимому, опять пришли в норму. Джон часто отлучался, но я была хорошо обеспечена. Детство было почти идиллией.

Последовало долгое молчание. Мох налил себе щедрую порцию виски из хрустального графина.

– Но вы хотите знать, что на самом деле за человек Агнец? – Голос Имоджин делался все более приглушённым, взгляд – отрешённым. – Двенадцать лет спустя Агнец сжёг наш дом дотла и забрал меня вместо Мемории. То было отложенной карой за всю ложь Джона, за его измены и долги. Меня насильно поселили в дом Агнца – полагаю, для отработки долгов Джона. Агнец заявил мне, что Джона убьют, как убили мою мать, если я не стану послушной. Он не сказал мне, что отец уже исчез. Через некоторое время я другой жизни и не знала. Стала дочерью «Красной миноги». Теперь внешне я жила относительно нормальной жизнью, но была привязана к «Красной миноге» и в любой момент могла быть вызвана по требованию Агнца. – Она смотрела на Моха в упор. – Мне нужна моя свобода. К вам я пришла, потому что больше у меня никого нет, а мы, хотим того или нет, все связаны. – Имоджин прижала ко лбу подушечки пальцев. Мох положил ей руку на плечо, но убрал, когда она вздрогнула. – И я хочу избавиться от этого. – Она указала на сундук. – Ничего этого мне не нужно. Агнец со своими подручными знают, что он существует, и годы потратили на его поиски. Сундук был спрятан в квартире, которую он снял для меня на чердаке Полотняного Двора, прямо у него под носом. Сундук необходимо спрятать там, где его никогда не найдут.

Радужник стоял у окна. Мох, глубоко погружённый в раздумья, разглядывал свои туфли. Имоджин склонила голову, но потом поднялась и собрала рисунки со стола. Лицо её было бледно.

– Оставьте их, – произнёс Мох. В воздухе витало напряжение. Его всё ещё беспокоила роль, которую сыграла Имоджин во встрече с Агнцем и в том, что за ней последовало, однако рассказанное ею изменило его отношение. Внушило ему больше сочувствия. Он подошёл к окну, где Радужник стоял под ореолом оцелусов, разглядывая что-то. – Мне нужно поговорить с тобой наедине.

Радужник, отвернувшись от Моха, обратился к Имоджин:

– Рядом, за соседней дверью, спальня. Не позволите нам переговорить несколько минут?

Когда дверь закрылась, Мох рассказал Радужнику о своей встрече с Агнцем. История завершилась его пробуждением рядом с Имоджин на Полотняном Дворе и обнаружением наколотой миноги на запястье. Радужник слушал его рассказ не перебивая.

– Тебе следовало бы рассказать мне об этом пораньше, – заметил Радужник.

– Что это значит? Я не про наколку. Она – явно клеймо шайки. Зачем они поставили его на меня?

– Отметина свидетельствует, что ты под присмотром «Красной миноги». Она – предупреждение другим. Сколько тебе известно о них?

– Немного. Так, всякие истории, услышанные в Брикскольде.

– «Красная минога» – это тайное преступное сообщество, братство, корни которого восходят к самым первым дням города. Началось оно с семейства по фамилии Минойи – изначальных выходцев, что довольно интересно, с острова Козодоя. Члены этого семейства до сих пор составляют ядро организации, но простирается она гораздо шире, во все слои общества. Агнец, человек, с кем вы встретились, является, а скорее являлся, одним из самых одиозных её убийц. Татуировка означает, что вы осуществляете дело по их поручению и, следовательно, попадаете под их защиту. Ещё это метка смерти. Обычно носящих эту метку казнят, когда их дело завершено.

– Уф, отлично, я так и думал, что это гадость какая-то, – сказал Мох. – Имоджин утверждала, что Агнец не знает о её приходе сюда. Ты ей веришь?

– А ты?

– Верю, учитывая то, что она нам рассказала.

– Странная парочка.

– Теперь твоя очередь признаваться мне, – заговорил Мох. – Что она показала тебе в садике своих родителей?

– Подожди здесь, – попросил Радужник. Мох сел в кресло-качалку, освобождённое Имоджин. Оно всё ещё хранило тепло её тела. Радужник вышел из библиотеки и прошёл в большую гостиную. Вернулся со сложенным листком бумаги, который вручил Моху.

– Что это? – Мох развернул листок. – Понимаю. – Он встал, донёс листок до стола и положил его рядом с рисунками из сундука Имоджин. Рисунок на листке был выполнен в том же стиле, только был намного менее древним.

– Объясни, – попросил Мох. – Это было у тебя?

– Это я нарисовал. Об этом-то она и говорила. В тот день в садике я показал ей этот рисунок.

– Но другие рисунки – древние. Их сотворили за десятки, если не за сотни лет до того, как ты родился. Ты же слышал, что она сказала. Их нашли в монастыре.

– Да, монастырь. Я этого тоже не понимаю. Много лет назад, когда я был ещё совсем юным, корабельный плотник с «Сомнамбулы» спас меня, тонувшего в море у острова Козодоя. В моей памяти не сохранилось ничего из моей жизни до того момента, когда я пришёл в себя на борту судна.

– Тот самый корабельщик, в чей дом я направляюсь? – спросил Мох.

– Да. По возвращении в Ступени-Сити он уже не мог заботиться обо мне и в конце концов отдал меня другому человеку в уплату карточного долга. С тех пор я простил его. Тот, другой человек, обещал позаботиться о моих нуждах. Я не очень-то помню о том времени, – сказал Радужник. Он потянулся и забрал рисунок.

– И кто же был этот незнакомец с такой широкой душой?

– Не догадываешься?

– Назови.