эксперта в вероятной форме я дал, и именно об общности происхождения веревок.

— Это ничего не значит, — не унимался Федя. — Веревку и ленточку любой мог купить в магазинах. Вот, предположим, убийца купил отрезок ленты метражом, а следом за ним купил подражатель. И продавец отчекрыжила ему следующий кусок. Соответственно, он и будет совпадать с тем, который пред ним отрезали. Логично?

— Федор Сергеевич, — снисходительно улыбнулся Горохов. — А как ты объяснишь, что ленточка обнаружена на том же самом кусте, что и первая? Ладно, я могу допустить, что некий подражатель узнал об убийствах, по городу слухи ползут уже, и скопировал, хоть это, вероятно, не так-то и просто. А как он узнал, что именно на этот куст надо «бантик» вешать? Такая информация про куст имеется только в материалах дела.

— Ну, не знаю, — пожал Федя плечами, а затем, хитро прищурившись, вдруг выдал. — Может, среди нас есть крот?

— Ты что несешь, Федя? — хлопнул себя по лбу ладонью шеф. — Ты хочешь сказать, что это кто-то из нас?

Присутствующие недобро глянули на Погодина. Кажется, друг мой переусердствовал, но сам он пока этого не заметил.

— Нет, конечно, — как ни в чем не бывало заявил он. — Это могли быть приданные силы, что терлись на местах происшествий, или прокурорские, или понятые, в конце концов… Вот хотя бы тот же судмедэксперт.

— Хорошо, — следователь с грохотом поставил опустевшую кружку на стол, та жалобно звякнула чайной ложечкой. — Вот и проверь эту свою версию сам, лично. Отработай всех участников СОГ, всех, кто принимал участие в осмотре места происшествия по убийству Черпакова.

— Я? — Федя вытаращил глаза. — Я же просто предположил…

— В следующий раз дельное что-то предполагай, а версию свою проверишь и мне доложишь.

Горохов был тверд, ну чисто кремень.

— Есть, — без энтузиазма кивнул опер.

— Никита Егорович, — взяла слово Света. — Я в чем-то с Федором соглашусь. Не вписывается у нас третья жертва в общую картину.

— Светлана Валерьевна, — скептически скривился Горохов. — И вы туда же?

— Я тут набросала в общих чертах психологический портрет убийцы… Так вот, третья жертва выпадает из его почерка.

— Потому? Из-за того, что она женщина?

— Да… Мясник убивает мужчин и оставляет себе трофей, как первобытный воин.

— Да, да! — оживился Федя. — Индейцы уши отрезали.

— Не уши, а скальп снимали, — поправил его Катков. — Уши кто-то другой отрезал.

— Без разницы, — хмыкнул Федя. — Я в папуасах не разбираюсь.

— Дайте договорить Светлане Валерьевне, — постучал по столу Горохов.

— Так вот, — продолжила Света. — Часть тела, это некий трофей, которым гордятся. Его забирают у убитых воинов и хищников. Клыки, например, или когти. Если Морошко и Черпакова мы подвести под эту категорию можем, то Солнышкина — совсем не воин и далеко не хищник.

Нет, все-таки поразительный человек Света. Каждый раз чем-то удивляла, когда уже думаешь — ну, теперь-то я всё о маньяках знаю. И снова нет.

— Так и Мясник не охотник, — Горохов задумчиво теребил пуговицу на рубашке. — Псих какой-то… Мало ли, что ему в голову могло взбрести. Может, он эти части тел не ради трофеев отрезает.

— Он явно оставляет их себе, — уверенно проговорила Света.

— Это почему? — следователь уставился на Психологиню с нескрываемым любопытством.

— Потому что отделяет их аккуратно, можно сказать, ювелирно. Будто боится попортить товарный вид трофея. И потом… Мы до сих пор не нашли ни голову Морошко, ни конечности других жертв.

— Может, он их спрятал? — предположил Горохов. — Закопал, например, чтобы мы не нашли.

— А зачем? — замотала головой Света. — Он не скрывает от нас ничего, даже наоборот, демонстрирует свою силу и превосходство, выставляя напоказ тела, привязывая их на видном месте. Ленточку еще подбросил. Для чего ему части тел закапывать и прятать?

Ответом ей была тишина.

— Значит, они ему для чего-то нужны, — наконец, задумчиво закивал Горохов.

— Да, все верно, — Света сделала пометку в блокноте. — Вот только знать бы еще, для чего…

На столе Горохова тревожно зазвонил телефон…

Глава 12

Никита Егорович поднял трубку и выдал привычное:

— Слушаю, Горохов.

Трубка неслышно вещала, как мы ни прислушивались, не могли разобрать, кто звонит. Обычно хотя бы дежурку слышно по характерной интонации.

— А-а, Сергей Альбертович? — разулыбался Горохов.

Мы уже выдохнули, судя по всему, новых выездов прямо сейчас не намечается, ведь звонит начальник местного УВД, а не дежурная часть. Но, как оказалось, рано расслабились.

— Что? — Горохов нахмурился. — Это точно? Гм… Не понимаю, почему он скрыл… Вот как? Очень интересно. Да-да, сейчас отправлю к вам Андрея Григорьевича. До свидания, Сергей Альбертович.

Горохов положил трубку и уставился на нас:

— Тут новые обстоятельства по нашему делу открылись. Важные. Полковник Булкин в двух словах обрисовал, но не все, не телефонный разговор, сказал. Просил зайти к нему.

— А зайти, как понимаю, должен я? — я встал.

— Ну, да… Разузнай подробно, что да как. Там такое дело нехорошее. В общем, давай, Андрей Григорьевич, иди прямо сейчас, потом сразу доложишь.

— Есть, — я встал и бодро вышел в коридор.

Поднялся на нужный этаж. Вот и кабинет Булкина. Перед ним расположена приемная-закуток, но секретаря нет. Говорят, начальник отправил ее на официальную дислокацию в канцелярию, помогать с бумажками возиться, ведь по штату она там приписана была.

Не было у территориальных начальников отдельно по штатке секретарш. Обычно просто сажали девушек посмышленее (или посимпатичнее) из других подразделений, ослабляя кадровый потенциал этих самых подразделений на одного работника. Чем важнее себя хотел показать начальник, тем больше была вероятность, что перед его кабинетом будет сидеть секретарша. Булкин, судя по всему, не особо любил тешить свое самолюбие, и даже очередь перед своим кабинетом не создавал, как это любили делать его предшественники, распивая чаи с замами в неспешной беседе, пока под дверью толчется народ рангом пониже с бумажками на подпись.

Я открыл наружную дверь (как и полагается в таких кабинетах, двери было две, чтобы не подслушивали — и, в обратной закономерности, бубнежом своим не мешали) и постучал во внутреннюю, повернул ручку и наполовину уже вошел:

— Разрешите?

Вопрос не праздный, выказывает уважение к хозяину кабинета. По должности, формально, я выше начальника территориального органа. Почти любой простой инспектор в аппарате МВД СССР значился по иерархии на уровне полковника «на земле». А моя штатная единица входила в особую спецгруппу, которая теперь, с недавних пор, подчинялась напрямую заместителю министра — несомненные свои плюсы и в том, что отдел кто-то пытается расформировать, в качестве защиты можно иногда получить положение понадежнее. В общем, я далеко не простой инспектор, но пользоваться своим положением не любил и с местными (если они сами пальцы, конечно, не гнули) контактировал дружелюбно и на равных.

— Входите, Андрей Григорьевич, — Булкин встал из-за стола и шагнул навстречу.

Мы пожали друг другу руки. Цепкие у него пальцы. Я еще раз, пусть мельком, оглядел кабинет. Дверца шкафа приоткрыта, и оттуда виднелся болотного цвета КГБ-шный китель, оставшийся у полковника еще с прошлого места службы. Видно, что берег он его, возможно, еще на праздник на день «Советской армии» надевает.

На мундире я заметил не только наградные планки, возглавляемые характерной лентой ордена Красной Звезды, но и узнаваемый нагрудный знак парашютиста рядом с армейским ромбом со звездой.

Про Булкина я уже справки навел давно. Биография его относительно стандартна, типичная для силовиков высшего эшелона. После школы закончил Новосибирское высшее военно-политическое общевойсковое училище имени 60-летия Великого Октября (НВВПОУ), служил в ВДВ замполитом роты, проявил себя там отлично и был приглашен на службу в особый отдел КГБ. После нескольких лет службы в особом отделе перевелся в территориальный орган конторы — то есть, в областное УКГБ. Дважды выезжал в командировки в ДРА, даже был ранен тамошними моджахедами. Награжден орденами и медалями. В 1983 году, после завершения лечения и реабилитации, переведен в органы внутренних дел на должность заместителя начальника 7-го отдела областного УВД. Ну, а в 1986-м назначен начальником в Новоульяновске вместо Сафонова.

— Давай на ты, Андрей Григорьевич, — неожиданно предложил Булкин, указав широким жестом на стул.

— Давай, — кивнул я и уселся поудобнее возле приставного стола для посетителей.

Начальник УВД достал фарфоровые кружки и разлил чай. Одну придвинул мне:

— Тут