Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда однажды зимой умер Датимир, это приняли как неизбежное несчастье в доме, где живет кто-то с того света. Любован, старейшина Крутова Вершка, на другой день после поминального стола сказал Огневиде: к весне отправляйся назад к родне, мы ждать не хотим, пока твой проклёнуш у нас всех людей повыведет. Но к весне у нее осталась только одна дочь: вторая умерла, немного не дотянув до трехлетия, и вот тогда в Крутовом Вершке вздохнули с облегчением. Три года – тот срок, какой дитя Темного Света способно протянуть на белом свете, и люди радовались, что оно успело утащить за собой только одного человека. Огневиде позволили остаться и даже помогали по-родственному, как всякой вдове.
Но когда Заранка подросла, когда в глазах ее затлели болотные огни, не раз и не два забредали в головы людям мысли: точно ли свое дитя забрал Темный Свет?
Ярдар невольно положил руку на грудь, на серебряную гривну, где висел варяжский оберег в виде молота.
– Ты сама, что ли, возьмешься… вопрошать?
Заранка смерила его, сидящего на коне, пристальным взглядом, будто не шутя прикидывала, годится ли он для дела.
– Отчего бы и не взяться? – медленно выговорила она, будто обращаясь вовсе и не к нему, а к кому-то, кого здесь не было, но кто, тем не менее, ее слышал. – Коли у тебя духу хватит.
– У меня-то хватит! – сердито ответил Ярдар: это был вызов, и он стал бы посмешищем в собственных глазах, если бы от него уклонился. – Да что пустым делом заниматься – мала ты еще с судьбой говорить! Ты, что ли, видела когда судениц?
– А и видела! – Заранка снова двинула плечом, дескать, ничего дивного. – Хочешь, расскажу, какие они?
– И какие? – отчасти небрежно спросил Ярдар.
– Они как пожелают, так человеку и покажутся, – заговорила Заранка, и голос ее приобрел напевность. – То две жены, одна молодая, другая старая, одна – Доля, вторая – Недоля. Являются они то в белом платье, а бывает в синем, а бывает – в красном. А иной раз бывает, что приходят они в облике птиц крылатых, в перья одетых. Как заговорят – из уст их пламя палючее вырывается. Огонь и в руках держат, а как пророчество свое изрекут – тот огонь сам собою погаснет…
Ярдар содрогнулся – слишком ясно он увидел все то, о чем говорила Заранка. Погасло пламя в руках белых женщин, не отвратить теперь приговора их…
– Ну что, хочешь судьбу пытать? – Заранка склонила голову набок, и в глазах ее блеснула искра от огня судениц. – Или боишься того, что судилось тебе?
– Сама ты боишься! – Ярдар овладел собой и принял обычный гордый вид. – Кабы не было времени жаль… мать твою дожидаться…
– Обождать все равно придется. Среди бела дня таких дел не делают. Ты на закате приходи к реке, где от нашей тропы на Негостеву весь тропа отходит. К дубу. Знаешь, что привезти надо? Хлеба и меда суденицам на угощенье. Если не прихватил, то к Любовану зайди. У него обожди. Будешь?
Она снова склонила голову, бросила на Ярдара искоса взгляд из-под ресниц, и у него забилось сердце. Теперь ее голос звучал мягко, почти ласково, и это «будешь?» она произнесла так, будто зазывала на весенние игрища любезного ей отрока. Вмиг из лесовицы она обернулась девой, способной волновать и привлекать. Ярдар был еще достаточно молод, чтобы думать о девках все время, какое у него оставалось от мыслей о деле, и сейчас он всем существом ощутил, что Заранка, при всех ее странностях, вполне зрелая и красивая девушка. Он мысленно увидел ее и себя парой; эта мысль повергала в дрожь и в то же время влекла. Вспыхнула внезапная радость, что Заранка сама ему попалась на пути и сама взялась за его дело… что их ждет еще одна скорая встреча… и хоть пора весенних любовных игрищ давно прошла, от мысли об этой встрече наедине у дуба его обдало жаром.
– Мышка, пошли! – окликнула Заранка свою свинью, еще раз глянула на Ярдара, будто подтверждая обещанное, и направилась в заросли, прочь от тропы.
Свинья побежала за ней, забавно потряхивая хвостиком. Ярдар провожал их взглядом, пока белое пятно Заранкиной рубахи не скрылось среди зелени, не растаяло в солнечных бликах на листве. И опять не мог понять: что она за человек такой? Стоит ли идти ей навстречу, или умнее будет держаться подальше?
* * *
Назначенное место Ярдар знал хорошо: а берегу Упы, там, где от тропы между Тархан-городцом и Крутовым Вершком отходила от берега тропа на маленькую, из трех дворов, Негостеву весь. Оно служило перекрестком трех направлений и разных стихий: воды и земли, верха и низа, а дуб на высоком берегу соединял все три мира – звался он дуб Троесил. Это место служило жителям Крутова Вершка помолищем[16], и неподалеку от дуба чернело пятно обложенного камнями очага. Здесь Любованова чадь приносила жертвы в недавний Перунов день, но все следы пира уже были убраны, остатки жертвенных частей брошены в реку, очаг вычищен.
Ярдар приехал к дубу сильно загодя – еще светило солнце, и ушел в тень рощи переждать, а голубую свою кобылку пустил пастись поблизости. Перед очагом была расстелена половина воловьей шкуры – чистая, незапылившаяся. Значит, Заранка уже успела здесь побывать и сделала свои приготовления. Ярдар положил на край шкуры приношения – каравай хлеба и прошлогодний мед в берестене. Любован выгреб для воеводы последние капли – скоро уже будет Медоед, когда начинают выбирать мед из бортей, и пока приканчивали остатки. То же было и с хлебом – за каравай меньше своих ладоней Ярдар отдал белку, потому что к суденицам без приношения идти нельзя. Чего он хочет от судениц, Ярдар Любовану рассказал, и тот его поход горячо одобрил: всех беспокоили последствия ссоры между хаканом и князьями русов, каковые последствия, как ни кинь, хорошими быть не могли. Ярдар лишь умолчал о том, что избрал в посредницы Заранку, вместо того чтобы оставить свои дары до того часа, когда домой вернется Огневида. Потому и уехал скоро, лишь посидев немного для приличия и выпив квасу с большаком – целый день толковать со