– Как там… Тихая Падь? – сглотнув, прошептала она.

Очень хотелось пить, но вставать и идти до стола, где стоял кувшин с водой, не было сил. А еще это означало разомкнуть объятия, но мысль об этом была невыносимой.

Радим шмыгнул носом, как будто фыркнул.

– Нормально. Везде трупы мар, зато люди почти все живы.

Лиска поняла, что теперь мысль о деревне не вызывает у нее никаких эмоций. Эта страница теперь закрыта для нее. Навсегда.

– Мы сделали для них все, что могли, – поглаживая пальцами жуткий шрам на его боку, сказала она.

Радим почему-то напрягся.

– Намного больше, родная. Намного больше…

Она приподнялась на локте и посмотрела на него. В темноте его глаза блестели.

– О чем ты?

Радим глубоко вздохнул.

– В общем… я не выдержал. Открыл второй конверт.

Надо же, а она и забыла про него совсем.

– Лиска… – теперь голос Радима звучал тревожно. – Во втором письме твоя тетка все объясняет. И… я даже не знаю, как сказать… Это письмо адресовано мне. Она знала, что именно я его прочту.

– Тебе? – удивилась Лиска.

– Да… хочешь сама прочитать?

– Нет… – она снова устроила голову у него на груди. – Лучше так расскажи. Я хочу слышать твой голос. За восемь лет я по нему очень соскучилась.

Радим громко сглотнул.

– Душица обладала очень сильным даром, – начал он. – Намного сильнее, чем мы думали. Я должен был это понять… ты ведь очень сильная ведьма, а вы с Душицей – родная кровь.

– Я не понимаю…

– Просто слушай. Много лет назад та, которую в Тихой Пади прозвали Удушливой Ведьмой, увидела судьбу деревни. Страшную судьбу, проклятую. Мар, стирающих селение с лица Вилийского княжества. Сколько бы не искала она, не могла найти путь к спасению. А потом, спаситель пришел к ней сам. Это была ты, Лиска.

– Что? Подожди, моей судьбой было сделать выбор… и я его сделала!

– Нет… не было у тебя выбора. Никогда. Были только яркие камни, разложенные Душицей по сотням распутиц, на которые ты ступала.

– Я не понимаю…

Радим нашел ее руку и крепко сжал.

– Когда ты, несмышленыш, появилась на пороге, она увидела в тебе спасение для Тихой Пади. Именно один из твоих путей мог остановить мар. И Душица сделала все, чтобы ты прошла именно по этому пути, каким бы горьким он для тебя ни был. Она солгала тебе, Лиска. Она ведь сказала тебе, что ступив за частокол, ты обречешь деревню на погибель. Но это было не так. Мары бы не пришли в любой день. Нет. Они пришли тогда, когда это увидела Душица. И единственное, что она могла сделать, это привести в этот же день тебя. Чтобы ты спасла Тихую Падь.

– Я все равно ничего не понимаю!

– Помнишь, как она была рада, когда жители тебя приняли? Они отнеслись к маленькой сироте, живущей у ведьмы, с теплотой, и это тепло стало одним из камней на распутице. Но даже эта теплота не могла поменять твой путь. В ночь первого пришествия ты должна была уйти прочь. И для того, чтобы ты вернулась, Душице был нужен я.

– Ты?

– Да. Ведь мне она тоже солгала. Она назвала мне день, в который я умру. И я тебя отверг, причинив много боли. Она не могла поступить иначе, ведь в другом случае, мы бы с тобой ушли вместе. И были бы счастливы. Счастливы настолько, что никогда бы не вернулись в Тихую Падь. И деревня была бы обречена.

Темнота навалилась на нее черным маревом, а в душе… в душе царила странная пустота. Она понимала, что Радим говорит ей страшные вещи, которые должны сеять обиду, но… нет. Только пустота.

Эта страница для нее закрыта.

– Своим запретом заходить за частокол, Душица сделала Падь для тебя чем-то таинственным, желанным. – продолжал Радим. – А вынудив меня тебя отвергнуть, она закрепила результат. В тебе не было счастья и причин не приходить. Не было того, что удержит тебя на месте. Не было меня. Я был всего лишь животным. Жители были добры к тебе, и у тебя не возникло бы желания оставить их на произвол судьбы. Оставалась последняя дорога. Последнее распутье. Последний камень. И этим камнем стал Василь.

– Он-то тут причем? – нахмурилась Лиска.

– Это ты мне скажи, – напряженно сказал Радим. – Душица написала, что Василь должен что-то сделать, чтобы ты вернулась через восемь лет, а не через десять, когда будет уже поздно. Когда деревни уже не будет. Но она не написала, что.

– Я… не… понимаю…

Лиска зажмурилась. Потому что было трудно. Врать. Потому что она понимала. Казалось бы мелочь, а ведь из мелочей складывается судьба!

– Что он сделал, Лиска?

Ее руки задрожали, и Радим сжал их сильней.

– Скажи мне, – тихо прошептал он.

– Я… ты меня возненавидишь.

– Тебя? Никогда! – воскликнул он. Перевернувшись на бок, он сгреб ее в охапку. – Скажи мне!

Ну вот и все. Сейчас закончится этот сладкий сон. Сейчас он отвернется от нее и уйдет. Потому что за годы, которые они провели вместе, она убедилась: Радим очень ревнив. Он не простит ее.

– Лиска… скажи мне…

– Я… – она зажмурилась. – Когда ты ушел, я… я… я была готова отдать Василю все. Понимаешь?

Он застыл, продолжая сжимать ее в объятиях.

– Но он не взял, – обреченно продолжила она. – Наверное, если бы он не проявил тогда благоразумие или благородство, я бы не смогла так скоро вернуться… прости, Радим. Ты ведь теперь меня возненавидишь, да?

Он молчал. И рук не разжимал. В темноте она не могла видеть его лица, и это было невыносимо.

– Скажи что-нибудь, – попросила она.

Он глубоко вздохнул. А потом зарылся носом в ее спутанные волосы, напомнив себя-лиса.

– Дурочка… я же сам тебя отдал ему. Думал, счастлива с ним будешь. Да, очнувшись животным и ощутив его запах на тебе, я был вне себя. Но не потому, что винил тебя. А потому, что не думал, что все случится так скоро…

– Но не было же ничего…

– Не было! – она услышала в его голосе улыбку. – И я счастлив.

С души как будто камень свалился. Лиска прерывисто вздохнула от облегчения.

Радим опять лег на спину, выпустив ее из рук, а она устроилась у него под боком. Хотелось свернуться калачиком и замурлыкать.

– Лиска… – через несколько минут молчания подал голос Радим. – Ты бы хотела все вернуть? Поменять свой путь?

Она пошевелилась, устраиваясь по удобнее. Мысль о том, что тетушка осознанно отобрала у нее восемь лет счастья, была неприятной. Но было в этом всем что-то еще. Она еще не поняла, что именно.

– А ты? – вместо ответа спросила она.