Тот концерт принес нам новую славу, а также собственную категорию в ежегодном опросе публики в Sounds. Нас признали «Лучшей худшей группой в мире»! Тем не менее, мы заключили контракт с United Artists – это был лейбл Hawkwind, и они решили и дальше работать со мной, по крайней мере, некоторое время. Это было удачно… во всяком случае, так нам казалось. И вот в конце года мы отправились записывать альбом на студию Rockfield, которая располагалась на ферме под Монмутом, в Южном Уэльсе. Продюсером мы взяли Дейва Эдмундса. Дейв – один из моих героев. Он получил известность в группе Rockpile и как сольный артист, но я знал еще его первую группу, Love Sculpture. Они сделали инструментальную версию «Танца с саблями» – быстрее этого вы ничего в жизни не слышали! И еще это одна из лучших в мире гитарных записей, потому что все тогда были на таблетках, а Дейв и без них шустрый.

К сожалению, Дейв записал с нами только четыре трека: Lost Johnny, Motorhead (эти две песни я написал еще в Hawkwind), Leaving Here (классная песня Эдди Холланда – в свое время в Манчестере я слышал, как ее играли The Birds) и City Kids (песня Pink Fairies, которую написал Ларри). А потом Дейва подписал цеппелиновский лейбл Swan Song, и он уехал. Жаль: мне очень нравилось работать с ним, он был свой парень. Однажды ночью, когда мы слушали только что записанный трек, Дейв встал, извинился, вышел на улицу, поблевал, потом как ни в чем не бывало вернулся, уселся на свое место и продолжил работать. Иногда войдешь в аппаратную, а он спит носом в пульт, и из колонок на максимальной громкости идет белый шум. Еще он починил мне гитару. У меня одна струна постоянно вылетала из желобка на порожке – это такая херня сверху грифа, через которую идут струны. Он говорит: «Надо просто поставить сверху скобку. Пойдем». На ферме был сарай с инструментами – мы влезли туда через окно и взяли дрель. Потом он расхерачил какую-то старую гитару, снял с нее такую скобку, высверлил в моей гитаре дырки и поставил скобку. Она у меня так и стоит до сих пор. Отличный мужик Эдмундс – очень спонтанный, быстрый чувак. И он сделал несколько прекрасных пластинок. Он продюсировал первый за одиннадцать лет альбом The Everly Brothers, с Джеффом Линном[35], альбомы The Stray Cats и так далее. Когда Дейв уехал, нашим продюсером стал Фриц Фрайер. В 60-е он играл в группе The Four Pennies – у них было несколько хитов в Англии. Очень хорошая группа, но немного слащавая. В общем, мы доделывали свой альбом с Фрицем, что, по правде говоря, досадно. Ничего против него не имею, но он был не такой, как Эдмундс, что неудивительно, ведь он был такой, как Фрайер!

Примерно тогда же, когда ушел Эдмундс, у нас сменился барабанщик. Мы решили, что Лукасу лучше уйти, потому что он начал съезжать с катушек. Он пытался угнаться за мной по части спидов, а это дело безнадежное! Я вообще никому не могу рекомендовать свой стиль жизни – обычного человека он сведет в могилу. Я говорю совершенно серьезно, и вот откуда я это знаю: году в 80-м я решил заменить себе всю кровь – поговаривают, что такую процедуру устроил себе Кит Ричардс. Теоретически это отличная идея: ты моментально оказываешься совершенно чист, в тебе течет свежая кровь, и организму не приходится проходить через муки детоксикации. Мы с моим менеджером пошли к доктору, он взял у меня анализ крови и потом сообщил плохую новость:

– Вот что я вам скажу: чистая кровь вас убьет.

– Что?

– В вас не осталось обычной человеческой крови. Быть донором вам тоже нельзя. Об этом даже не думайте, обычный человек от вашей крови отдаст Богу душу. Вы ядовиты.

Другими словами, то, что нормально для меня, смертельно для других людей, а то, что нормально для других людей, смертельно для меня – что ж, меня это вполне устраивает. Полагаю, это значит, что я вошел в историю медицины. Надо завещать мой труп на благо научной фантастики! Мой и Стивена Райта[36].

В общем, Лукас пытался угнаться за мной, и поэтому постоянно был на взводе. Вены у него на голове наливались кровью, и он подолгу мог пялиться на кого-нибудь, не произнося ни слова. А мы переглядывались, и каждый думал: «Он перегибает палку и явно не в себе». Однажды на студии мы отслушивали запись, Лукас стоял, опершись на консоль. Ее верхняя крышка крепилась на петлях, чтобы удобнее было ее чистить, и кто-то плохо закрепил эти петли. А на ней стояла куча всего – недопитые стаканы, пепельницы и прочая херня. И когда Лукас оперся на нее, эта гребаная консоль раскрылась, и все попадало внутрь. Полетели искры – вся эта махина взорвалась! Он закричал, отшатнулся, сбил телефон со стены, а потом пулей вылетел в дверь. А Ларри открыл дверь и крикнул ему вслед:

– Эй, Лукас, не ходи мимо моих стеков – ты их спалишь!

В общем, было ясно, что дни Лукаса в группе сочтены. Я случайно встретил его в Париже пару лет назад. Он был одет как настоящий француз, платочек в кармашке. Я даже подумал: не стал ли он геем? Но он сказал, что живет там с девушкой. Лукас вообще-то хороший парень, он был мне хорошим другом, но ему не хватило здравомыслия.

А тем временем в нашей тусовке появился Фил Тейлор. Я познакомился с ним за полгода до того в гостях у гитариста по имени Пол. Пол – ходячая антиреклама героина. Однажды он спал (ширнулся и отрубился), а рука у него оказалась придавлена к железной решетке на кровати, и у него отказала кисть. Он перерезал себе все сухожилия в руке. Я спас Полу жизнь: он уже почти сдох, он был весь синий, и я колошматил его по груди, пока сердце не забилось снова. Он был не первым, кого я спас, и, уж конечно, не последним. Но вернемся к Филу.

У Фила была машина, и он мог подвозить меня на студию, которая находилась в двухстах милях от Лондона. И он как-то упомянул, что имеет привычку иногда стучать по барабанам, так что мы решили дать ему попробовать. Прямо в студии мы сыграли пару песен, и Ларри был просто в восторге:

– Какой мерзкий чувачок! – фыркнул он. – Он, мать его, просто идеально нам подходит!

В результате Фил перезаписал барабаны почти во всех песнях альбома. Единственная песня, которую он не стал переделывать, – Lost Johnny, она и так нормально звучала. Записывать барабаны поверх всех остальных инструментов – настоящий подвиг, потому что обычно барабаны это фундамент песни, а тут как-то через жопу получается. Но Фил великолепно справился с этим делом и потом много лет был ценным участником Motörhead. Единственное, в чем он оказался совершенно бесполезен, это пение. На этом альбоме (который получил название On Parole) три песни спел Ларри: On Parole и Fools он написал сам, а Vibrator он сочинил вместе со своим техником Дезом Брауном. (Дез также написал слова для Iron Horse/Born To Lose.) Ларри думал, что будет классно дать Филу тоже спеть одну песню, и мы попробовали его на City Kids. Но из этой затеи ничего не вышло: звучало это так, будто двух кошек пытаются скрепить вместе при помощи степлера. Я вышел во двор и, несмотря на дождь, рухнул на колени и долго хохотал – так это было смешно! Так что эту идею пришлось похерить.