В общем, в какой-то момент мы познакомились. С Рэтом мы встретились в зале Dingwalls. Я сидел в баре, когда сзади подходит этот мелкий оборванец и говорит:

– Эй, это ты, блядь, Лемми?

Ну, я и отвечаю:

– Ага, это я, блядь.

– Да? Ты, блядь, думаешь, ты рок-звезда? – вопрошает этот паршивец.

– Нет, – говорю я, – но ты так думаешь. Поэтому ты со мной и разговариваешь.

– Не поспоришь. Куплю тебе выпить.

Когда Брайан Джеймс ушел из The Damned, они некоторое время бездействовали. Когда они собрались снова, Капитан хотел играть на гитаре. Наверное, он и предложил позвать меня сыграть с ними на басу на концерте в лондонском Electric Ballroom. На том концерте они называли себя The Doomed, но вскоре вернули название The Damned. Мы репетировали часов пять. Я выучил одиннадцать их песен, а они выучили одну мою, которую в результате на концерте запороли. Не стоило даже и пытаться играть с ними мою песню. Но играть с этими парнями было здорово.

Настолько здорово, что в конце концов мы с Эдди и Филом даже пошли с ними в студию. Мы записали вместе две песни: кавер на Ballroom Blitz The Sweet и моторхедовскую Over the Top. Запись шла самым дурацким образом. Начать с того, что Капитан смотрел крикет и совершенно не стремился выходить из комнаты с телевизором. Эдди и Фил, как обычно, дрались друг с другом. Дейв Вэньен сильно опоздал, и к его приходу мы уже нажрались в дупель. Он посмотрел на нас, развернулся на каблуке и вышел. В живых, так сказать, оставались только двое – я и басист The Damned Элджи Уорд, и мы пошли в студию и принялись валять дурака. Я сыграл соло на басу в Ballroom Blitz, а он записал вокал. Эта запись стала би-сайдом сингла The Damned I Just Can’t Be Happy Today, но предварительный микс был гораздо лучше, чем тот, который в результате издали. Over the Top осталась без вокала – как-то руки не дошли его записать. Ах да, и еще мы разбили бачок в туалете. Кажется, Капитан дал по нему ногой. Но вернемся к Motörhead.

Весь сентябрь и октябрь мы гастролировали, а 24 октября впервые снялись для Top of the Pops. Top of the Pops это ужасная программа. Они приглашали группы, которые либо были в Топ-30, например, Slade или The Nolan Sisters (однажды я записывался с этими «невинными юными девицами» – потом расскажу), либо, по мнению редакторов, имели все шансы туда попасть. На талант не смотрели – просто брали то, что в чартах. Нам в то время было далеко до Топ-30 (Louie Louie не поднялась выше 68-го места), но наш приятель с Bronze Records, Роджер Болтон, раньше работал на Би-Би-Си и мог замолвить словечко. Благодаря Роджеру мы успели пять раз выступить в этой программе до того, как у нас появился первый хит! Собственно говоря, усилия Роджера немало помогли нам в том, чтобы подняться в чартах повыше, и за это я всегда готов угостить его выпивкой.

И вот мы спустились в лабиринт студий Би-Би-Си, чтобы запечатлеть наше шоу. Там настоящая крысиная нора – сотни студий и коридоров, и чтобы попасть куда надо, нужен провожатый. Безумие. Однажды все эти провожатые одновременно заболеют и не придут на работу, и это будет полная жопа. Предполагалось, что мы специально для программы запишем свою песню заново, но так никто никогда не делал. Просто немножко изменяли микс, делали голос погромче, что-нибудь такое. Потом приносили на студию свой аппарат, прислоняли к усилителям гитары, включали все. Потом приходил инспектор от Би-Би-Си – проверить, что вы сделали свою работу. Конечно, он знал, что происходит на самом деле, а мы знали, что он знает. Это была такая игра – негласная договоренность, как мы говорили. Ну, по крайней мере, на своих альбомах мы играли сами, а не звали студийных музыкантов, как делали многие поп-звезды.

На съемках Top of the Pops нас приняли радушно, но только потому, что так было положено. Думаю, на самом деле мы им не очень-то понравились, тем более что я выиграл сто фунтов в автомате «однорукий бандит», который стоял у них в кафетерии. Бибисишники были очень недовольны, потому что они ждали, когда смогут сорвать большой куш!

Мы уже сделали несколько песен для следующего альбома и поиграли их на концертах, и теперь искали продюсера. В конце концов мы заполучили Джимми Миллера, который продюсировал Exile On Main Street и Goats Head Soup для The Rolling Stones. В общем, дела наши пошли в гору. Несколько лет борьбы за место под солнцем не прошли даром, и даже Фил и Эдди перестали жаловаться на отсутствие успеха (но это не значит, конечно, что они вообще перестали жаловаться!). Особенно кайфовый момент случился в ноябре, когда мы в качестве хедлайнеров сыграли в Hammersmith Odeon – там, где Blue Öyster Cult дали нам такую звучную оплеуху тремя годами раньше. Зал был забит под завязку – три тысячи фэнов, и все веселятся и поддерживают нас. В воздухе ощущалась эта особая энергия – наше восхождение по пищевой цепи рок-н-ролла началось.

У нас было только две недели, чтобы записать Overkill – наш второй альбом, первый на Bronze Records. Впрочем, с учетом нашего непростого опыта записи для нас это была просто прорва времени, а кроме того, для нас всегда было естественно работать в студии быстро. Весь этот процесс оказался сплошным счастьем. Мы работали в студии Roundhouse по соседству с одноименным клубом, на севере Лондона. Джимми Миллер был превосходен, как и звукорежиссеры – Тревор Хэллеси и Эшли Хау. Для Джимми Миллера Overkill должен был стать своего рода возвращением в профессию, и так оно и вышло. Он крепко подсел на героин (это, вероятно, началось, когда он работал со Stones) и на пару лет выпал из жизни. Так как Overkill сразу попал в чарты – и в конце концов добрался до 24-го места, – Джимми начали предлагать много работы, но через несколько месяцев, когда мы работали с ним над альбомом Bomber, стало очевидно, что он, увы, снова сидит на героине. А вообще, если подумать, он, наверное, употреблял и во время работы над Overkill – он то и дело опаздывал на сессии и оправдывался самым нелепым образом. Вот, например, случай, который хорошо иллюстрирует его modus operandi.

Однажды он опаздывал на пять часов, мы все сидим в студии, ковыряемся в носу по тарифу тысяча баксов в час и бормочем себе под нос: «Вот ублюдок. Нейдет!» Наконец он появляется и, еще даже не войдя в дверь, начинает рассказывать – разумеется, чтобы мы не успели встрять с упреками типа «Ты, ублюдок! Где тебя носило?» и так далее:

– Чуваки! Чуваки! Вы не поверите, что случилось! Я вызвал такси, а оно не приехало, мне пришлось вызвать другое такси, а оно все в снегу, понимаете, о чем я? А потом в машине кончился бензин, и нам пришлось толкать ее до заправки! А потом что-то случилось с реле, и мне пришлось вызвать на заправку еще одно такси, и оно ехало ко мне целую вечность. И все равно оно потом заглохло по дороге, и я шел в снегу три часа! Видите, что у меня с одеждой?

Мы знали, что на самом деле он минуты три валялся в снегу перед дверью студии, чтобы намокнуть хорошенько, – я реально видел это в окно! Но у него хотя бы был хороший характер, и свою работу он сделал. И он не ленился быть оригинальным, мир его праху.