Все, что можно было узнать про Жанну Евгеньевну Ямпольскую, Гончаров выяснил. Она окончила экономический факультет института путей сообщения, работала в управлении Октябрьской железной дороги. Была осуждена в двадцать семь лет, после того, как, вернувшись домой раньше времени, обнаружила в супружеской спальне мужа с любовницей. Под руку подвернулась стоявшая на тумбочке пустая бутылка из-под шампанского. Мужу, получившему первый удар, удалось бутылку выбить, после чего Ямпольская сбегала на кухню и вернулась с тефлоновой сковородкой. Будь та чугунной, статьи оказались бы более тяжкими. Ей еще повезло, что дверь в квартиру она прикрыла неплотно: на крик сбежались соседи. Муж с окровавленной головой после удара бутылкой лежал на полу, а Жанна лупила сковородой его подругу – по голове, по рукам, которыми та прикрывалась, по тощим коленкам… Свой срок она отбыла полностью…

Игорь Дмитриевич смотрел на фотографию Ямпольской – трудно было поверить, что эта молодая женщина готова была убить мужа и его любовницу. Правда, фотография была из дела – двадцатисемилетней Жанны. Светловолосая девушка с интеллигентным лицом, напряженным немного – хотя кто будет улыбаться, глядя в объектив полицейской камеры.

Гончаров связался с участковым, но тот рассказал немногое: Ямпольская проживает в общежитии в отдельной комнате, соседи на нее не жалуются, говорят, что она тиха сверх всякой меры и совсем не употребляет спиртного. Мужчин к себе не приводит. Поначалу к ней пытался подъехать проживающий в том же общежитии мужчина, ранее дважды судимый за разбой. Но у него ничего не вышло, после чего он предупредил всех остальных, чтобы Жанну не обижали, а он сам за этим проследит. В настоящее время этот жилец осужден в третий раз. Но к Ямпольской все равно никто не пристает.

– Не в службу, а в дружбу, – попросил Игорь Дмитриевич, – скажи, чтобы твои информаторы в общаге понаблюдали за ней. В ближайшее время должен освободиться ее знакомый – весьма серьезный зэк. Он наверняка объявится у нее, и тогда сразу дайте знать мне…

То, что Гончаров узнал о Крупе, его удивило в немалой степени. Крупина брал он сам – не один, конечно, а с группой захвата. Дверь квартиры ломать не пришлось. Хозяин открыл и, когда ворвались люди с автоматами и в бронежилетах, тут же лег на пол. Все сотрудники убойного договорились никого живым не брать, а перестрелять при сопротивлении. Но Крупин не сопротивлялся, оружия при нем не было, и обыск квартиры ничего не дал. Он сам выдал десять тысяч евро, полученных от главаря банды. Мать Крупина плакала и твердила, что это какая-то ошибка. А любящий сын просил отвезти его поскорее в камеру, чтобы не мучить маму, потому что он понимает, в чем его обвиняют, и все признает на суде. Крови на нем не было, экспертиза показала, что он в последние несколько дней не стрелял ни из какого оружия.

Крупин сотрудничал со следствием, рассказал все, что знал. С Борисовым он познакомился несколько лет назад, когда решил начать свой бизнес, связанный с грузовыми перевозками. Однажды в Московской области его остановили сотрудники ГИБДД, заставили пройти проверку на перевес его машины с контейнером. Он был за рулем, а рядом сел полицейский. Но ехали недолго: Крупина заставили свернуть с трассы, вытащили из кабины и надели на голову мешок. Два дня его держали в подвале. Крупин знал, что его рано или поздно убьют, но потом его освободила группа захвата, которой командовал как раз капитан Борисов. Машину ему вернули, но уже без груза. Тот – почти восемнадцать тонн парфюмерии и косметики из грузового порта – был застрахован, но все желание заниматься перевозками у Крупина пропало. При расставании Борисов оставил ему свой номер телефона и записал мобильный Крупина. А потом, когда прошло уже более двух лет, он вдруг объявился уже как Азамат Цагараев, объяснив смену имени и фамилии необходимостью – его подставили в одном деле, хотели даже под суд отдать. И он решил начать все сначала, взяв девичью фамилию своей матери и имя, которым она хотела назвать его при рождении – отец не разрешил…

Человек, которого Крупин знал как Борисова, сообщил, что собирается открыть свою охранную фирму и заниматься сопровождением и охраной грузоперевозок. Показания Крупина проверили, что-то подтвердилось, а что-то невозможно было ни подтвердить, ни опровергнуть. Скорее всего, Крупин рассчитывал получить шесть лет, а то и меньше, а потом еще и выйти по УДО, но получилось иначе.

Тот самый светло-серый «Фольксваген Пассат» пришлось продать, когда Марина решила открыть свой бизнес. Денег, которые Игорь выручил за продажу своего золотишка и собственного автомобиля, хватило только на приобретение квартиры, а надо было еще раскошелиться на салон. Они рассчитывали потратить все на оборудование, и если останутся какие-то средства, то приобрести на время какую-нибудь недорогую машинку – пусть даже «восьмерку» или «девятку». А «Пассат» ушел по неожиданно высокой цене. И почти сразу Марина сказала, что ей дали номер телефона какого-то мужичка, продающего именно «восьмерку», но вместе с гаражом, где она хранится.

Продавцу было лет пятьдесят, и он оказался немного неадекватным, называл стоимость автомобиля, постоянно путаясь в ценах. По его уверениям, он брал свою машину еще в советские времена за восемь тысяч рублей и просил за нее столько же теперь. Свой гараж он оценил в двадцать. Но когда двери гаража перед Гончаровым распахнулись и он вошел внутрь, то поразился – это был дворец: огромный – шириной четыре метра, длиной семь. Пол выложен гранитной плиткой, а у задней стены – высокий, под потолок, стеллаж с аккуратно разложенными инструментами и запчастями. А под полками стояли канистры и комплект запасной резины. Еще хватило места для дивана и небольшого журнального столика.

– Это ты сам, уважаемый, такой бордельеро оборудовал? – спросил Игорь хозяина.

– Да тут у меня только стены были, а потом я сдал гараж одному крутому бизнесмену – у него у метро ларьки стояли. Так вот он как раз сюда и таскал… – хозяин посмотрел на Марину и все же решился продолжать: – Короче, этих самых. Анар его звали – может, слышали? Он мне, правда, не все за аренду заплатил, зато ремонт сделал.

Гончаров посмотрел на Марину, и та кивнула продавцу:

– Хорошо, мы даем сто тысяч рублей за машину и гараж.

– Всего-то? – удивился хитрый мужичок.

– А сколько вы хотите? – спросила Марина. – Вы же просили меньше.

– Теперь хочу сто десять – раз вы сто готовы дать, то и десятку накинуть не помешает: так полагается. Я в Самарканде в свое время почти пятнадцать лет прожил, так что торговаться умею. А машине моей всего десять лет. Я про советские времена просто так сказал, потому что тогда качество было не то, что ныне. И рубли были крепкие. А эту «восьмерку» мне в счет старого долга отдали.

Гаражом пользовались недолго, потому что если ставить в него машину, то каждое утро надо было добираться туда пешком, а вечером из него возвращаться домой. Туда сорок минут быстрым шагом, обратно столько же. А еще Игорю надо было выгуливать Баксика. И очень скоро он перестал ставить «восьмерку» в гараж, начал оставлять старую машину под окнами: никто на такое старье не позарится, тем более что рядом стоят автомобили куда более часто угоняемых марок. Марина не спорила: решила гараж продать или сдать в аренду, но сама этим заниматься не стала, а у Гончарова просто не было на это времени. Вскоре, разумеется, по закону подлости, который никто не отменял, «восьмерку» угнали. Обнаружили ее неподалеку на пустыре возле замороженной стройки. С нее сняли все, что могли, даже внутреннюю обшивку, не говоря уже о вспоротых сиденьях. Игорь понимал, что это месть ему, но от кого – даже не задумывался: он отправил за решетку многих за три года своей работы в отделе. Машину купили другую и стали оставлять ее на охраняемой парковке в семи минутах ходьбы от дома. Марина теперь работала допоздна – почти всегда до самого закрытия своего барбершопа. Теперь он заезжал за ней, высаживал у подъезда и ставил автомобиль на парковку, возвращался домой и шел гулять с собачкой.