Как я ни сдерживался, все же я не смог не присоединиться к общему смеху, а Элли улыбнулась, явно приободрившись. Похоже было, что она уже вполне освоилась в нашей компании.

– А меня так и подмывало сказать: «Конечно, смогла бы. Ведь фактически я не юрист, а всего лишь сраный метеоролог».

– Это могло бы стать славным началом карьеры, – захихикал Эш.

– Ну, правильно. А потом мне пришлось бы потратить уйму времени, чтобы оправдаться перед своим куратором.

– Ты еще не слышала, как ругается Джон Кеттли, – сказал я задумчиво. – Он матерится, даже когда с Северного моря движется холодный фронт.

Элли проигнорировала мою реплику.

– Так что вместо ответа я просто неопределенно помахала руками, изображая облако. И кажется, он подумал, что я все об этом знаю. «Приятно, что кто-то в школе уделял этому внимание», сказал он так уныло, что я едва не прослезилась. – Она оглядела нас с победоносным видом. – Вот, пожалуйста. Это настоящий ублюдок – как для детей, так и для нас. Он должен победить.

Мы все четверо обменялись взглядами, а Ханна подняла руки.

– Сдаюсь. Моего парня извиняет то, что он уже наполовину маразматик. Вообще-то он очень мил.

Естественно, я готов был еще поспорить, но Люси постановила, что хотя ситуация с Ричардом имела свою теневую сторону, тем не менее – и я сам это признал – со стороны старшего компаньона не было никакого давления. И вообще все это легко могло стать для меня лазейкой к славе, успеху и хозяйскому ключу, отмыкающему буфеты со спиртными напитками в конференц-залах. (Привилегия, неосмотрительно предоставленная компаньонам.)

И тут Эш принялся выбивать барабанную дробь, а затем, откашлявшись, резюмировал:

– Итак, родительское равнодушие, обращение к сотруднику более чем с нелепыми вопросами и высказывание большего интереса к структуре облаков, нежели это допустимо среди нормальных людей, дает нам полное право присвоить Энтони Джою почетный титул…

– Компаньон – ублюдок недели! – проорали мы хором. Продолжая смеяться, мы начали болтать между собой, и хотя мы с Элли старались не встречаться взглядами, то, как мы расселись, означало, что ей хотелось, чтобы между мной и Ханной завязалась беседа.

– Ну, как дела в Центре юридической поддержки населения? – спросила Ханна. – Уже навели порядок в мире?

– Вношу посильный вклад, – отозвался я. – Больше, чем вы все вместе взятые.

Элли поинтересовалась, о чем это мы, и Ханна рассказала ей об этом Центре.

– Он ходит туда только потому, что ценит почтительное отношение клиентов к своей персоне, – пояснила Ханна и бросила на меня плутоватый взгляд. – Что это за фразочку ты однажды употребил?

– Это была шутка, – слабо запротестовал я.

– Да, конечно. Я помню, – продолжала она в неуемном стремлении ничего не забывать. – «Они взирают на меня, словно я некий бог правосудия». По-моему, это звучало так.

Элли от души развеселилась.

– Если уж это бог, то, пожалуй, такой, который никогда не появляется там, где он нужен, радуется, когда ему делают жертвоприношения, и с которым люди жаждут встретиться только на том свете?

Ханна захихикала.

– И бог в том смысле, что он сотворил чудо, превратившись в юриста.

Я надулся.

– Ты еще не упомянула о той девушке, которой я предоставил неопалимую купину.

– Сдал во временное пользование, – буркнула Ханна.

– Как это мерзко, – сказала Элли, но наградила меня не такой холодной улыбкой, как обычно.

– Ну, как тебе нравится жизнь в этой чертовой дыре, которую мы называем «Баббингтон Боттс»?

Взгляд Элли выразил восторг.

– Это почти то, чего я ожидала. Здесь есть ощущение реальной цели, что мне и нравится. Ты определенно знаешь, что находишься на вершине дерева.

«Л это делает падение еще больнее», – подумал я, но промолчат.

– Моему боссу здесь нравится, – добавила Элли. – Он называет это «игрой с большими мальчиками».

– Да, я полагаю, для тебя это важный шаг, – резюмировал я.

Элли обожгла меня гневным взглядом.

– Я что, тебя должна была спросить, что мне делать?

– Неплохая идея. Сомневаюсь, что ты чего-нибудь добьешься, не имея хоть какой-то поддержки.

Ханна рассмеялась.

– Ну, хватит вам! Неужели вы не можете быть друзьями? Вы ведь уже давно не школьники.

Мы с Элли набычившись смотрели друг на друга. Но уже без прежней враждебности. Наша стычка приобретала шутливый характер, что неожиданно меня поразило.

– Простите, мисс, но он первый начал, – улыбнулась Элли.

Это была игра для двоих.

– Я не хочу быть ее другом, мисс, как и все остальные, – ответил я.

– Он всюду следует за мной, мисс. Чарли у нас с прибабахом. Это все говорят.

Я мог бы поклясться, что взор, который она бросила на меня, был столь же кокетливым, сколь и злым, и это мешало мне нанести ответный удар в состязании на лучшее оскорбление.

– Ну… это… от Элли исходит зловоние, мисс.

Ни Ханна, ни Элли никак на это не прореагировали.

– Очень слабо, – сказала Ханна, поднявшись, чтобы пойти в туалет. – Преимущество у Элли.

– Как обычно, – кивнула Элли.

Эш и Люси тем временем вели оживленную дискуссию. Речь шла о том, что наша фирма затратила много миллионов на повышение технических возможностей лэптопа, и это означало, что мы теперь можем иметь полный доступ к любой информации и электронной почте, в какой бы точке земного шара мы ни находились. Часть дел, которые мы вели, была теперь перенесена в сферу лэптопа.

– Это чертовски полезно, – заметил Эш. – Мне всегда хотелось купить такой.

– Все это означает, что теперь массу работы нам придется выполнять дома, – сказала Люси. – Из-за компьютеров и мобильников у нас и минутки не останется для себя. Скоро дело дойдет до того, что они подвесят бирки к нашим лодыжкам.

Бильярдный стол, который занимал половину зала, освободился, когда два парня без пиджаков и в подтяжках ушли, уплатив по пятьдесят пенсов. Теперь была моя очередь, и я толкнул локтем Эша, дав понять ему, что мы могли бы сыграть.

– Не сейчас, дружище, – сказал он. – Мне надо погасить огонь паранойи Люси. Она убеждена, что в авторучки, которые нам раздали в последнее Рождество, вмонтированы жучки.

– Я сыграю с тобой, – сказала Элли. – Мне доставит большое удовольствие размазать по стенке твое раздутое честолюбие.

Я притворился оскорбленным.

– Давай, Элли. Это будет товарищеская игра. Согласна?

Выражение ее лица смягчилось.