— И Витя, бомжик этот, кого-то боится, — добавил Сергейчик. — Когда я снял с него дверь, он весь затрясся.

А потом разглядел мое лицо и начал хамить. Я так понимаю: он ожидал увидеть не меня.

— Надо их еще раз допросить. Обоих, — сказала Кэтрин. — Пап, я удивляюсь: если ты видел, что сторож врет, почему не дал ему как следует?

— Потому что мы не на войне. Потому что у меня нет против него доказательств — одни догадки, — перечислил Сергейчик. — Могу назвать еще несколько причин. Например, потому, что он инвалид.

Сели ужинать.

— Сегодня стрельбы, завтра — выходной за стрельбы, послезавтра — воскресенье… — в третий раз задень повторил Сергейчик. Сейчас это звучало не так весело, как утром, не так печально, как днем, а просто как факт. Вот-вот они с Дедом уедут, а вернутся только завтра и должны будут хоть немного поспать, поэтому на расследование остается меньше двух суток.

Скоро под окнами загудел автобус. Дед и Сергейчик надели камуфлированные куртки без знаков различия, взяли пакет с бутербродами и ушли, не прощаясь, потому что у разведчиков это дурная примета.

— Будем смотреть телевизор! — объявила тетя Ира таким многообещающим тоном, как будто Маше и Кэтрин было по пять лет и она звала их на елку.

Маша подумала, что тетя Ира их отвлекает, боится, как бы опять не поссорились. Но нет. Оказалось, она узнала у Деда, на каком канале работает мама, и хотела посмотреть на институтскую приятельницу.

Кэтрин прилипла к экрану. Вряд ли она вслушивалась в то, что говорила мама, зато внимательно рассмотрела ее прическу, серьги, лицо, руки и платье. Время от времени она бросала взгляды на Машу — сравнивала. Неизвестно, к какому выводу пришла соперница: лицо у нее было непроницаемое.

А Маше давно наскучила голова в ящике, хотя бы и родная. Ну, сидит мама, ну, читает новости. Гораздо интереснее было, когда она работала репортером и то снимала показ мод, то расследовала преступление. Но репортер не каждый день появляется на экране, а ведущую показывают с утра до вечера во всех выпусках новостей. Ведущих быстрее запоминают зрители, им звонят, им пишут письма с предложениями выйти замуж. В общем, у взрослых считается, что ведущая главнее,

— Я хочу лечь пораньше, — сказала Маша. — Постелите мне, пожалуйста.

— Ты не заболела? — встревожилась тетя Ира,

— Нет, просто не высыпаюсь. В гостинице всю ночь галдят за стеной.

— Что за жизнь! — вздохнула тетя Ира. — Год назад нам обещали: "В августе переедете в новый дом". Музыка играла, начальник в каске выступал. Я на этих строителей в "Вечерку" напишу!

Этой бессильной угрозой закончился первый день расследования, принесший больше загадок, чем разгадок.

Маше постелили спать на диване в кабинете Сергейчика. После гостиницы квартира в старом доме казалась особенно уютной, почти как их с мамой домик в Укрополе. Уют получается из ненужных вещей, вроде африканских фигурок Сергейчика. Свет уличного фонаря, пробиваясь через ветки клена под окном, падал неровными пятнами. Где-то из тьмы проступала жуткая маска колдуна, где-то рука, сжимающая копье, или одно женское лицо, вытянутое, губастое, но все равно красивое. Листва клена шевелилась под ветром, свет мерцал, и казалось, что фигурки движутся и гримасничают. На них можно было смотреть без конца. От них не хотелось уходить, а это и есть уют.

Не нагулявшийся за день Эдик устроил в коридоре лошадиные скачки. Тяжело топая, он разгонялся в галоп и тормозил когтями по паркету. За окном женский голос тал с приторной ласковостью: "Клеопатра! Клёпочка! Иди, мама рыбки даст!" Звуки были домашние. Не то что в гостинице, населенной крикливыми торговцами с вещевого рынка. Днем они орут за стеной: "терминал", "контейнер", "тонна грин", вечером крутят блатные песни и время от времени дерутся. От них ждешь неприятностей. А здесь, вон, приготовили Клёпочке рыбку. Здесь Кэтрин кричит щенку: "Эдька, нельзя! Коготь сорвешь!" И все друг друга любят.

Маша заснула легко, как будто с разбега бросилась в душистое сено.

Ночью разразилась буря. Ветер выл в оконных щелях и пригоршнями швырял в стекла тяжелые, как дробь, дождевые капли. Скреблись по ржавому подоконнику ветки клена. Неслышно полыхали далекие молнии, и чуть погодя слышался грозовой треск, словно в небе рвали гигантский брезент.

Шумы бури поначалу разбудили Машу, но тем приятнее было засыпать под них за надежными старыми стенами.

Во второй раз она проснулась из-за того, что молния ударила совсем близко. Гром даванул так, что хрустнули стекла, а у Маши заложило уши.

В комнату заглянула растрепанная Кэт в пижаме:

— Не спишь?

— Проснулась, — ответила Маша.

— А мама спит… Тебе не страшно?

— Нет, я привычная. У нас часто бывают штормы.

— А мне страшно, — призналась Кэт. — Мы раз поехали отдыхать во Флориду. Мне четыре года было. А ночью вдруг потоп, торнадо! С нашего домика в кемпинге сорвало крышу. Папа несет меня в машину, а улица как река, вода ему по пояс!

— У нас такого не бывает, — сказала Маша и подвинулась на диване. — Иди ко мне, поболтаем.

Кэт с готовностью нырнула к ней под одеяло и улеглась валетом, положив голову на диванный валик.

— Конечно, у вас не бывает, — свысока заметила она. — Самые страшные ураганы возникают над океанами, как во Флориде, а у вас всего-навсего море.

"Флориду" она произносила по-американски, с ударением на "о". Маша подумала, что Кэт сама не осознает, что говорит. Нашла, чем хвастаться: ураганы в Америке страшнее! Ссориться не хотелось, и она перевела разговор на безопасную тему:

— Ты "Золотого сокола" нашла?

— Не успела. Знаешь, как в Интернете искать? "По вашему запросу найдено две тысячи документов"… Есть "Сокол" — велосипед, "Сокол" — артист Хоук Хоган, "Сокол" — моторная лодка. Я поищу попозже, когда гроза кончится, — пообещала Кэтрин. — А то вдруг молния по проводам грохнет! Страна но.

— Страшно, — согласилась Маша. — Завтра надо идти по соседом, ложечки показывать.

— Думаешь, они ворованные? — заинтересовалась Кэт.

— Твой папа тоже так думает. Поэтому он их и выкупил у Вити.

— Мама сходит, пока мы в школе.

— А она у тебя не работает?

— Завтра же суббота, почти никто не работает. А так она переводчица в торговой фирме. Если приезжает какой-нибудь важный иностранец, мама с ним с утра до вечера. А если не приезжает, она дома переводит деловые письма и отправляет по электронной почте.

— Хорошая работа. Скучноватая, зато много времени остается, — оценила Маша.

— Хорошая. И получает она раза в четыре больше, чем папа. — Кэтрин помолчала и сказала, глядя в сторону: — Думаешь, если папу выгонят из разведки, он много потеряет? Ха! Его еще когда хозяин маминой фирмы звал в начальники охраны. Он бы мог получать тысячи баксов и ездить на "мерее".