– Ну тебя, – махнул рукой Андрей Михайлович, – несёшь всякую чушь.

– Пусть чушь, но совет запомни! – сказал Акробат.

Переполненные положительными эмоциями, добрыми воспоминаниями, решительными планами, расстались друзья поздно вечером.

Глава 10. Хоть голодай, но отца почитай.

Утром Брамсу позвонил заместитель Фарберга и заискивающим тоном спросил:

– Осип Емельянович, вы не могли бы подъехать сегодня в офис?

– Нет проблем, – ответил Брамс и насторожился, – а что случилось?

– Нет-нет-нет, – залепетал Филипп Амвросиевич, – всё отлично. Но… тут понимаете, какое дело, мы принимаем на работу креативного менеджера, сегодня в двенадцать часов назначено соискателю…

– Погодите, погодите, – перебил Брамс и недоумённо спросил: – ну, а я-то тут при чём?

– Дело в том, что Константин Евсеевич распорядился, чтобы претендент в обязательном порядке пообщался с вами и… и только после вашего, так сказать, ободрения… пардон, одобрения, мы принимали решение о его приёме на работу.

– Ничего не понимаю, – хмыкнул Осип Емельянович, – у вас что, нет специалистов в отделе кадров?

– Есть! Конечно, есть, но, к сожалению, у нас в фирме нет никого с писательским образованием, понимаете?

Брамс, отвёл трубку подальше от себя. «Писательское образование, – рассмеялся он, – ну, надо же такое ляпнуть!».

– А чем он будет заниматься, – откашлявшись, спросил Осип Емельянович, – этот ваш креативный менеджер?

– Организовывать всякие культурно-просветительные мероприятия, – пояснил Филипп Амвросиевич, – корпоративные празднества, всякие утренники для детей сотрудников, творческие вечера для молодёжи, встречи с интересными людьми, ну, там, с писателями, – заместитель особо надавил на это слово, – композиторами, художниками и другими интеллигентными лицами.

– А от меня что вы хотите? – с усмешкой спросил Брамс и с ехидцей добавил: – Чтобы я находил «интеллигентные лица»?

– Ну, что вы, Осип Емельянович, для этого мы и принимаем на работу соответствующего сотрудника, но Константин Евсеевич, учитывая ваши литературные способности и заслуги… Иными словами, мы не хотели бы, чтобы на такую ответственейшую должность случайным образом трудоустроился какой-нибудь, так сказать, жук-виляльщик…

– Это ещё что за персонаж? – удивлённо спросил Брамс.

– То бишь, шельмец! – уточнил Филипп Амвросиевич.

«Ну, и выраженьица у заместителя Константина Евсеевича, – мысленно усмехнулся Осип Емельянович, – затейливо изъясняется…»

– Хорошо, – сказал Брамс, в двенадцать буду.

Прибыв в офис, Осип Емельянович сразу направился в кабинет директора, несмотря на то, что теперь кабинет занимал Филипп Амвросиевич Бутиков, табличка на двери осталась прежней.

– У себя? – спросил Брамс.

– Да, – улыбаясь, ответила секретарь, – у него как раз этот товарищ по…ответственный за вечеринки, в смысле, кандидат на должность. Осип Емельянович, чай, кофе?

– Пока ничего, – буркнул Брамс и вошёл в кабинет.

Спиной к нему стоял претендент на должность, Филипп Амвросиевич резко поднялся из кресла и, ловко обойдя широкий стол, ринулся навстречу литературному эксперту.

– Осип Емельянович, дорогой, – воскликнул Бутиков, – рад, очень рад вас видеть! Как вы? Как здоровье? Хотелось бы почаще вас видеть, – заметив, что Брамс разглядывает претендента, переключился на него: – Вот, господин Рыков Павел Иванович, рассматриваем его кандидатуру на должность креативного менеджера. Вот диплом, специальность «Социально-культурная деятельность». Мне кажется то, что надо.

Брамс так пристально посмотрел на молодого человека, что у того на лбу выступили капельки пота.

– Как вы говорите? – переспросил Осип Емельянович. – Рыков… Рыков…

– Павел Иванович! – повторил Филипп Амвросиевич. – Вы где желаете побеседовать? Здесь или у себя?

– Нет-нет, – Брамс выставил перед собой руку, – работайте, зачем мы будем создавать вам дискомфорт, мы пообщаемся у меня. – И, обращаясь к молодому человеку, предложил: – следуйте за мной, Павел Иванович. – Осип Емельянович так произнёс отчество претендента, что тот вздрогнул.

Проводив из кабинета гостей, Бутиков вызвал секретаршу.

– Ирочка, ну, и тип этот, Брамс, – пожаловался он и, сглотнув слюну, добавил: – налей мне пять капель коньячку.

– Творческий человек, – улыбнулась девушка, – что вы хотите. Писатель. Вы знаете, эти люди все со странностями, им некогда думать, как себя вести, что говорить, у них мозг постоянно занят размышлениями…

– А ты откуда знаешь? – язвительно спросил Филипп Амвросиевич.

– Опыт общения, – мило улыбнулась Ирина.

– Ох, смотри у меня, – Бутиков подошёл к секретарше, привлёк её к себе и, нежно хлопнув по ягодице, повторил просьбу: – плесни коньячку, что-то после вчерашнего не работается.

– А я говорила тебе, – Ирина указательным пальцем прикоснулась к кончику носа шефа, – не увлекайся крепкими напитками. Ты хоть помнишь, как вчера уехал домой?

– Смутно, Ирочка, очень смутно, – тяжело вздохнул Филипп Амвросиевич и раздражённо вскрикнул: – Да нальёшь ты мне сегодня коньяка или нет?

– Не кричи! – спокойно ответила секретарь. – Пять сек.

Брамс, войдя в свой кабинет, нарочито развязно развалился в кресле, оставив претендента на должность стоять у двери. Молодой человек опустил взгляд в пол и молчал. Первым заговорил эксперт:

– Ну, здравствуй, Павел… Иванович.

Рыков снова вздрогнул и промямлил:

– Здрасьте.

– И что это за маскарад? – свирепо спросил Осип Емельянович.

– Прости, пап… я…

– Не смей называть меня папой, подонок! – стиснув зубы, приказал Брамс. – Какой ты мне на хрен сын, если сменил и фамилию, и отчество. Маменькин сынок? Без роду и племени? Что за Иван? Откуда Иванович?

– Мать… мать посоветовала взять её фамилию, а отчество от имени деда Вани…

– А чего ж фамилию сразу не сменил на Морозова? – ехидно спросил отец. – Зачем тебе девичья фамилия матери? Было бы круто «Павлик Морозов» – герой нашего времени, не просто предал отца, а сменил его фамилию и отчество.

– Я не виноват, – захныкал сын, – это всё мама, она… она подбила…

– Не смей говорить о матери плохо! – взревел Осип Емельянович. – «Подбила» она его. Я ушёл из дома, вы все ещё были Брамсами. Когда сменил?

– Три года назад, – стыдливо произнёс Павел. – Прости, пап…

– Ну? И сколько тебе было лет? – спросил отец и тут же сам ответил: – двадцать три. Ты уже работал, помню, даже жениться собирался. Кстати, женился или нет?