С Ильи Резина, после долгих и туманных разъяснений ситуации, Юлиан все-таки получил слово сохранить все в тайне. А СМС Петровой можно было отправить и завтра. Сегодня для нее он был очень сильно и совершенно неожиданно болен.

За длинным столом собралось много народу. В центре, как полагается, хозяева: волевая, все еще энергичная Генеральша и Анатолий Иванович, усталый полный человек преклонного возраста. Нос его украшали очки в роговой оправе, из-под толстых линз которых доброжелательно поглядывали умные глаза, не утратившие, несмотря на почтенный возраст, интереса к происходящему. Волосы его были спутаны. По семейной традиции царственные супруги не придавали особого значения своему внешнему виду. С годами Юлиан во многих внешних проявлениях – развалистой степенной походкой, неторопливыми движениями, манерой речи – все больше начинал походить на знаменитого тестя. Стремился ли он к тому намеренно или это происходило неосознанно, никто никогда у него не спрашивал.

Илья Резин и его трое друзей-оркестрантов разместились по правую руку от центра. Напротив – хозяйские внуки в полном составе и Светлана со свекровью. Тут же пустующее место Юлиана: по давно заведенному обычаю великолепный кулинар хлопотал по хозяйству. Жарил, парил, подавал, убирал. Все на нем.

В числе прочих было несколько случайно забредших на огонек обитателей поселка Григорьев Бор – детей и внуков бывших академиков. Тут было принято и даже приветствовалось заходить без приглашения. Поэтому их становилось все больше и больше. Это были люди среднего возраста, самых разных занятий. Никому из них не довелось приблизиться к достижениям своих именитых, ныне почивших предков, принадлежность к которым являлась главным предметом их гордости. Некоторые григороборейцы до старости находились в постоянных поисках себя, не в состоянии остановиться на каком-либо одном конкретном занятии. Постепенно продавая оставшуюся в наследство землю и недвижимость, они могли позволить себе вести праздный образ жизни.

Встречались в поселке и такие, пришлые, кто эту землю покупал. Они разъезжали на дорогих автомобилях и строили себе современные комфортабельные дома причудливых архитектурных форм, на фоне которых некогда элитные старые дачи терялись и казались незначительными. Ровесник Юлиана Петр Остроумов, нагло развалившийся рядом тещей, был как раз из этих. Чем занимался этот человек? Очевидно, что не наукой. Наверняка либо какой-нибудь менеджер, либо коммерсант, как они сами себя теперь называют, а по сути, обыкновенный торгаш. Кто же еще может преуспевать в наше время?! Спекулянты! То, за что раньше сажали, теперь хвалили и почитали.

Присутствие Петра Остроумова нервировало Юлиана. Кто дал право этому типу вальяжно отпускать неуместные комментарии: «О, вкусный плов появился! О, доброе вино появилось! О, варенье появилось! О, чай появился!» – как будто подававший все это Юлиан был у него на услужении.

Но особенно задевало математика то, что теща каждый раз премило беседовала с этим типом и даже оказывала ему очевидные знаки уважения, в то время как собственного зятя почему-то третировала.

– Антонина Даниловна, о чем вы, химик, в прошлом заведующая лабораторией, можете всякий раз так долго говорить с Остроумовым? – как-то за завтраком не выдержал Юлиан, а про себя добавил: «Она, конечно, не в МГУ завлабом была, но все же…»

– Он неплохо разбирается в истории, и потом…

– Менеджер, разбирающийся в истории? Звучит довольно странно, я вам скажу. Хотя, наверное, осилить гуманитарные науки некоторым из них все же под силу, – перебил ее Юлиан.

– Ты бы лучше подумал, как семью кормить, а то все из нас стариков деньги тянете, – Генеральша не любила, когда ее перебивают.

– Но вы же знаете, что в наше время преуспевают одни идиоты!

– Тогда займись наукой, наконец!

– В каком смысле?

– Ты знаешь, в каком.

– С вами невозможно разговаривать.

– Так ты не говори.

И Юлиан замолчал. Но подумал: «Это все ваша гордыня! Никак не возьмете в толк, что математики находятся в мыслительном процессе постоянно, даже если другим кажется, что они слоняются без дела».

К счастью, в целом григороборейцы старательно блюли чистоту своих рядов. В отличие от Генеральши они за глаза презрительно отзывались о Петре Остроумове и подобных типах, которые наворовали себе не по чину. То, что они именно наворовали, ни у кого не вызывало сомнения.

Внутри маленького сообщества поселка существовала устоявшая неформальная иерархия, не всегда понятная со стороны: среди равных находились наиболее равные, и старожилы задавали тон. Их объединяли общие воспоминания о бурной молодости, когда они беспечно купались в лучах славы своих трудолюбивых предков. И пусть юность Юлиана по какому-то нелепому капризу судьбы прошла вдалеке от этих славных мест, духовно он никогда не расставался с Григоробореей. Это внутреннее убеждение математик неустанно разъяснял окружающим, а когда порой некоторые старожилы несправедливо пытались задвинуть его на задворки сообщества, жарко отстаивал свои права.

– Пойдем, я представлю тебя Гермиус, – таинственно шепнул на ухо Илье Резину Юлиан. Обед подходил к концу. Некоторые отправились покурить на улицу, другие встали из-за стола просто размять ноги.

– А кто это?

– Пойдем, пойдем, – заботливо приобняв за плечи товарища, словно маг, который вот-вот приоткроет занавес, скрывающий некое таинство, увлекал его математик.

Они подошли к пожилой особе, голова которой была закинута назад.

– Вот, Эмма Давидовна, познакомьтесь. Это Илья Резин – первая скрипка Токийского оркестра и мой одноклассник, – с почтением проговорил математик.

– А, Юлиан, привет. Какая скрипка, говоришь? Токийская? И что, у этих варваров музыка тоже в почете? – она, сощурившись, с ног до головы разглядывала Илью. Последний, в замешательстве, хранил молчание. Чтобы заполнить неловкую паузу, Юлиан ответил за товарища:

– Конечно. Еще как.

– Вот как? Ну-ну. У нас пятая дача, у реки. У них здесь, на юру, шумно. А у нас, у реки, совсем другое дело. Понимаете?

– Ну, еще увидимся, Эмма Давидовна, – снова вежливо заполнил возникшую паузу математик.

Друзья отошли в сторону.

– Буффонада какая-то. Что это за тетка? – с улыбкой спросил Резин.

– Тише, тише. Понимаешь, тут свои обычаи, свои столпы. Тут все по-другому. Это надо прочувствовать. Она здесь с самого основания поселка! Полвека миновало уже, как-никак, – загудел Юлиан, стараясь не показать досады. – Знаешь, у меня есть для тебя подарок.

С этими словами математик извлек из шкафа огромный рулон толстой бумаги, перевязанной подарочной лентой.

– Что это?

– Это наше генеалогическое древо. Смотри.

Обратная сторона рулона оказалась испещрена мелкими стрелочками и многочисленными именами и фамилиями. Все они расходились книзу из единой верхней точки.