– Хватит, перестаньте, она сдохла, – объявил Амбруаз.

Большая лужа охлаждающей жидкости, расползающаяся из-под машины, вполне красноречиво свидетельствовала о том, что поломка серьезная.

– Еще похоронный агент мне будет объяснять, что она сдохла! – Девушка истерически расхохоталась и со стоном уронила голову на руль. – Убиться об стену!

Все ее надежды на долгий разговор наедине со стариком развеивались как дым.

– Послушайте, если вы не против, давайте оставим машину здесь, на парковке, мы прекрасно поместимся вчетвером в катаф… в фургоне, – продолжал молодой человек. – А на обратном пути заедем и вызовем эвакуатор, разберемся.

Ну да, тем более что на обратном пути нас в фургоне будет всего трое, если считать мертвеца за пустое место. Втроем поедем, со всеми удобствами, хотелось ей заорать в лицо этому типу, в его вечно невозмутимую смазливую ангельскую морду. Пришлось сдаться: ясно было, что ей не остается ничего другого, кроме как принять предложение. Манель вытащила из багажника маленькую дорожную сумку, куда перед отъездом покидала какую-то одежду, заперла машину и направилась к катафалку, возле которого стояли старики.

Амбруаз откинул боковое сиденье: заднего в машине не было. Опять он нарушал правила фирмы “Ролан Бурден и Сын”, коими строго воспрещалось посторонним лицам находиться в катафалках и иных машинах компании. Манель уселась, бросив полный отвращения взгляд на выпирающую стенку холодильной камеры.

– Это место четвертого носильщика. – Бет, обернувшись, потрепала девушку по колену, а потом, на радостях, что сосед справа остался при ней, помогла Самюэлю пристегнуться.

Они снова пустились в путь. Вскоре по салону разнеслось похрапывание обоих старичков – они заснули почти одновременно, убаюканные тихим воркованием мотора и приглушенной музыкой, лившейся из радиоприемника. Амбруаз посматривал в центральное зеркало заднего вида в надежде встретить взгляд девушки, но та каждый раз отводила глаза. Почти полчаса оба ждали, чтобы заговорил другой. Висевшую в воздухе неловкость можно было пощупать руками. В конце концов, когда они проезжали Гренобль, Амбруаз бросился в омут головой:

– Давно вы его обслуживаете?

– На самом деле у меня нет ощущения, что я его обслуживаю, – призналась она. – С ним жизнь кажется такой мягкой, простой, сладкой. Никогда голоса не повысит, всегда внимательный. Я вообще чем дальше, тем чаще спрашиваю себя, кто кого обслуживает во всей этой истории. А вы давно занимаетесь этим делом?

– Скоро пять лет.

– А почему?

– Что почему?

– Почему мертвыми, а не живыми?

В голосе девушки он уловил иронические нотки.

– На самом деле я это делаю не для тех, кто уходит, а ради тех, кто остается. Танатопрактика – это…

– Что?

– Танатопрактика – искусство бальзамировать трупы, если вам так больше нравится.

– А вы еще и трупы бальзамируете?

– Именно этим в основном и занимаюсь.

– Ничего себе, – поморщилась она, словно перед ней вдруг оказался последний негодяй.

– А вы что себе думаете? – вспыхнул Амбруаз. – Что в жизни есть только два сорта людей, хорошие и плохие, те, кто занимается живыми, и те, кто занимается мертвыми, теплокровные и холоднокровные? Что раз я ухаживаю – да-да, мадемуазель, это тоже называется “ухаживать”, – за покойниками, останками, трупами, падалью, зовите их как хотите, значит, я червяк, не лучше тех, что будут в них кишеть, если я не вмешаюсь? О, конечно, славным социальным работницам вроде вас не понять. Вы как мой отец, уверены, что выбрали правильный берег, а тип на другой стороне – ноль без палочки и чувств у него не больше, чем у тел, с которыми он возится. Вот только, вообразите себе, за покойниками я ухаживаю потому, что чувствую слишком сильно. Я пробовал иметь дело с живыми, но не могу выносить их страданий. Ненавижу смотреть, как люди умирают, можете себе представить? И потом, еще раз говорю: я делаю это ради тех, кто остается, чтобы им не пришлось смотреть смерти в ее мерзкую рожу. Вы спрашиваете, почему я выбрал такую работу, а я вам приведу пример: потому что матери легче поцеловать в лоб сына, который как будто мирно спит в вечности, чем всю оставшуюся жизнь видеть перед собой его изглоданное смертью лицо. И если я своим ответом обманул ваши ожидания, прошу прощения, другого у меня для вас нет.

Амбруаз умолк и замкнулся в себе, глядя вдаль. Манель задержала взгляд на этом запертом на все запоры лице, словно увидев его впервые. В ту минуту он показался ей красивым. В парне, казавшемся ей гладким, скользким и бесцветным, вдруг открылись такие грани, о каких она и не подозревала. За обличьем милого размазни на самом деле крылся сплошной обнаженный нерв. То, как сверкнули в запальчивости его глаза, произвело на девушку большое впечатление.

– Простите, я не хотела вас обидеть, – извинилась она.

– Пустяки, сам виноват, простите, раскипятился на ровном месте.

Бет с Самюэлем положили конец этому обмену извинениями: оба проснулись, дружно потянулись и попросили шофера снова сделать остановку, чтобы сходить в туалет.

До пограничного поста на въезде в Швейцарию они добрались в шестом часу вечера. Таможенник, заторможенный, как вся его братия, осведомился у Амбруаза о цели поездки. Чуднáя компания в машине, как две капли воды напоминающей катафалк, явно заинтересовала человека в форме. Амбруаз объяснил причину их появления: они несколько дней пробудут в Морже, затем перевезут на родину, во Францию, тело брата месье Дински.

– По бесплатному шоссе поедете? – спросил таможенник, разглядывая ветровое стекло в поисках виньетки.

– Нет, собирались по национальному вдоль озера.

Этот жлоб Бурден решил сэкономить и не купил им пропуск-виньетку.

– Ничего запрещенного не везем? – подозрительно спросил чиновник.

Мультиформную глиобластому, чуть не крикнула ему в лицо Манель.

– Нет, – ответил Амбруаз при энергичной поддержке Бет и Самюэля, дружно замотавших головами, отчего подозрения таможенника только усилились.

– Откройте, пожалуйста, багажник.

Амбруаз повиновался, не скрывая раздражения. Тот заставил выгрузить все сумки и предъявить инструменты для танатопрактики. Оглядел, прищурившись, инструменты и склянки, изучил насосы и наконец разрешил молодому человеку сложить свои орудия на место.

– Разрешите взглянуть на ваши документы.

Перестраховаться решил, деятель. Бет с перепугу почти пять минут рылась в бумажнике в поисках удостоверения личности, притаившегося между карточкой медицинского страхования и карточкой избирателя. Таможенник придирчиво изучил все четыре документа.

– Месье…Дински, верно? Вам бы пора обзавестись новым удостоверением, месье Дински. Ваше истекло больше полугода назад.