– Ладно, и с цветами разобрались, и дорога вроде бы обозначилась, – Левко уже застоялся. – Чудно, правда, как-то – по ровному лугу зигзагами ходить.

Действительно, в ясный день, среди безмятежно раскинувшихся под солнцем трав странно было бояться невесть чего. Но они, хотя и пересмеиваясь и подшучивая друг над другом, все-таки шли именно так, как росли названные в книге травы.

Перейдя так весь луг, Левко, который шел первым, широко повел рукой и, оборачиваясь, торжественно возгласил:

– И ничего не случилось!

И умолк, озадаченно таращась на пройденный только что путь. Девушки тоже оглянулись. Там, где пять минут назад было совершенно ровное место, красовались два небольших, но весьма явственно существующих холма, и выглядели они так убедительно, будто были здесь всегда.

Левко посерьезнел и задумался, оглядывая вверенных ему судьбою женщин и детей. Лиска взяла на руки сидящего у ее ног Руша и сказала:

– А знаете, он ведь от меня ни на шаг не отходит.

Они переглянулись. Всем известно, что звери чувствуют опасность гораздо лучше людей.

– Ну, что же, будем осторожны. К счастью, тропы здесь все-таки есть, – Наира указала рукой на еле приметную дорожку.

Тропа тянулась к каменистым холмам впереди и была обозначена кое-где то белыми цветочками, то кустиками курмыша, который дальше вдоль дорожки рос довольно густо.

Долго, наверное, верст с пять, они шли по неким подобиям троп среди камней и зарослей курмыша, придерживаясь выбранного со смотровой площадки курса. Было тихо, только трещали кузнечики да изредка чирикали какие-то птицы. Справа и слева полого поднимались склоны сильно вытянутых, похожих на рыбьи спины холмов, сложенных из песка, мелких камешков и камешков покрупнее.

Окружающий ландшафт казался мирным и безмятежным, однако ни тишина, ни ясное небо над головой отчего-то не приносили Лиске покоя. Ее не покидало ощущение присутствия рядом кого-то еще кроме них, и от этого на душе было беспокойно. Ее спутникам, похоже, тоже было не по себе. Они уже с полчаса шли молча, постоянно озираясь по сторонам и постепенно ускоряя шаг. Склоны обступающих троицу осыпей между тем становились все круче, а тропа – все уже и уже. Тревога на душе нарастала с каждой минутой, заставляя их еще ускорять шаг. Они уже почти бежали, когда осыпи, теснящие тропу, внезапно расступились, выпуская друзей на край долины. Перед ними раскинулась длинная луговина, в которую то справа, то слева вклинивались небольшие перелески. Как и водится летом, все цвело, и над цветущим разнотравьем прогуливался теплый летний ветер.

Спутники облегченно вздохнули и оживились.

– Смотрите-ка, тропа куда-то пропала.

– Да она здесь, наверное, и не нужна, – сказала Наира и смело прошлась по невысокой траве.

Она остановилась посреди цветущей нилеи и обернулась. Тонкая и легкая, с чуть вьющимися черными волосами и ярко– синими глазами, она сейчас была чудно хороша. Четко очерченные губы дополняли картину до неоспоримой красоты, превращая все имеющиеся в лице неправильности в прелесть неповторимости. Лиска одновременно и залюбовалась девушкой и немножко позавидовала, а потом, взглянув мельком на Левко, почему-то с гордостью подумала: «Ага, знай наших!»

Тот, почувствовав, может быть, на себе Лискин взгляд, на секунду смутился, потом деловито осмотрелся и предложил:

– Вон там, пониже, рощица, вроде дубовая, можно бы и передохнуть в тенечке.

Так и решили. Рассыпанные по всей луговине белые и голубые крапинки цветов говорили, что ходить можно везде, и они с удовольствием, не торопясь, брели среди моря разомлевших под солнцем цветов.

Посреди рощицы, в самом деле состоящей в основном из молодых дубов, тек неширокий ручей. Умывшись и напившись вдоволь студеной воды, они разлеглись в тени на мягкой травке.

Рушка, нисколько, видимо, не утомленный дорогой, бегал по траве кругами как угорелый, то подпрыгивая, то залегая в траве.

Присмотревшись, Лиска поняла, что он охотится, правда, как-то странно. Бегал он быстрее мышей, но ни одной не поймал. Он их гонял, пугал, но когда перепуганная до смерти мышь добегала до норы и пряталась, он отставал от нее и начинал выслеживать другую. Вот и сейчас он стоял на берегу ручья у самой норки, сунув туда нос и переступая вправо-влево беспокойными задними лапами. Потоптался и пошел искать другую игрушку.

Левко, проследив ее взгляд, подтвердил:

– Я на этого охотника еще вчера удивлялся. Он с мышами поиграет, а ловить не ловит. Он и гнезда разоряет чудно. Все яйца сожрет, а птенцов не трогает. Для него то, что пищит или бегает, уже не еда. Я слышал, что такое бывает. Если хищнику в младенчестве не доведется съесть какую-нибудь мелкую живность, он потом не охотится. Рыбу, правда, Рушка ловит, и кузнечиков еще, но, по большому счету, без нас он в лесу не жилец.

– Выходит, ему крупно повезло, что его Лисса нашла, – подвела итог Наира, которая тоже с интересом наблюдала за зверем.

Повалявшись на травке, друзья слегка перекусили на всякий случай. Неизвестно, доведется ли вовремя пообедать. Но, как ни чудесно было отдыхать среди цветущих трав под переплеск ручья и шелест пронизанных солнцем листьев, а все же пора было идти дальше. Двинулись они в сторону наиболее вероятного продолжения тропы, туда, где виднелся прогал меж окружающих долину насыпей. Действительно, тропа нашлась там, где они и предполагали, и они вновь оказались на узкой дороге между пологих сыпучих холмов. Однообразие серых склонов слегка скрашивалось цветущей порослью горных трав, среди которых успокаивающе мелькали белые и голубые цветочки, да иногда возле тропы росло молодое деревце.

Через час стало уже казаться, что эта скучная дорога никогда не кончится, и Лиска утешала себя тем, что Кареглазая все-таки стала вроде бы немного ближе. Меж тем они все шли и шли, ничего не менялось, никто не появлялся. Левко высказал вслух общее настроение:

– Давно пора обед готовить, а мы все никак не выйдем из этой занудной местности. Уже даже скучно…

Он не договорил. Все трое замерли, почувствовав, как внезапно дрогнула земля. Где-то далеко позади послышался неясный шорох. Не сговариваясь, они быстро-быстро, едва не переходя на бег, двинулись вперед, ежесекундно оглядываясь и прислушиваясь. Звук не повторялся, однако тревога не утихала. К тому же они вдруг заметили, что нилея попадается все реже, а цивеста и вовсе исчезла, да и курмыш растет уже не зарослями, а только отдельными кустиками. Склоны угрожающе придвигались к тропе все ближе и становились все круче. Это действовало на нервы, но некоторое время ничего не менялось, и беспокоиться вроде бы было не о чем. От постоянного напряжения начинала уже ныть шея, а они все шли и шли, и серые кручи, подступившие совсем близко, застыли в угрожающей неподвижности. И по-прежнему ничего не происходило… И вдруг, совершенно непонятно отчего, друзья все сразу сорвались на бег, повинуясь безотчетному непреодолимому желанию бежать отсюда сломя голову. И уже потом их нагнал звук – тот самый, неясный поначалу шорох, оказавшийся шорохом осыпающейся гальки.