Боже мой. Твою мать. Джун была горячая, мокрая…

Спина покрылась испариной, и Тони поморщился от прилива возбуждения, скрутившего внутренности в узел.

– Лучше умерла бы, да? Снова ты врешь, – прошипел он. – Как же ты заколебала меня своим враньем, Джун.

– Ненавижу тебя, – упрямо напомнила она, судорожно дыша, и он, наклонившись, медленно слизал эти слова с ее вечно припухших губ.

– У твоей ненависти обалденный вкус, – тихо сказал Тони и нехотя убрал руку из-под ее юбки. Провел влажными пальцами вдоль ее шеи и повторил движение языком: – И у желания тоже…

Она всхлипнула, и в глазах потемнело от этого абсолютно прозрачного, откровенного звука. Тони прихватил зубами мочку ее уха и признался, тоже сдаваясь:

– Я так хочу тебя…

– Нет, нет, неправда, – обвинила она, а он потерся щекой о ее щеку, шумно втягивая этот проклятый аромат. Летний ветер, полевые цветы, беззаботный смех… Концентрированная ностальгия.

– Я хочу тебя, Джун. Я с ума от тебя схожу…

– Зачем ты это говоришь?

– Ты удивишься, но некоторые люди говорят то, что думают.

Он обрисовал ладонями ее всю, от горла вниз, по плечам, спине – и резко приподнял под бедра, услышав испуганный вздох. Но она и сейчас не оттолкнула, наоборот, крепко обняла руками и ногами. Податливая, ждущая, такая неправильно родная, с этими глазами, которые он узнал бы даже в кромешной темноте.

Тони было плохо от ее близости, сердце разрывалось. Он неимоверным усилием сдерживал себя, чтобы не взять Джун грубо в попытке прекратить ревущую, раздирающую изнутри боль. Но в то же время это был кайф – ощущать жизнь настолько ярко.

Он поднял руку и сдернул заколку, которая держала тяжелые волосы в хвосте. Кудри упали волнами на ее спину и плечи, и Тони зарылся носом в густые пряди, жмурясь от удовольствия. Какие мягкие у нее волосы. Почему он всегда думал, что они жесткие на ощупь?

– Тони, – прошептала она с мольбой, опаляя горячим дыханием, и он потянулся к ней, желая попробовать вкус своего имени. Их взгляды встретились, и он начал тонуть, как и раньше, но больше не сопротивлялся. Запустил одну руку в темные кудри на затылке Джун, отклоняя назад ее голову, второй обхватил за шею, поглаживая большим пальцем, и с маниакальным наслаждением обвел языком контур рта, который не давал покоя…

Губы Джун тоже были мягкими, и Тони начал задыхаться от ее покорности и от того, как мощно резонировал в кровь гулкий бит ее сердца.

Челюсти свело от незнакомого голода, между ног было сладко больно от тянущего жара. Казалось, в венах – горячая карамель, а сердце увеличилось и рвалось на свободу.

– Скажи, что тоже хочешь меня, Джун. Разреши мне…

Как же страшно было признаться. А если он рассмеется в лицо? Скажет, что пошутил? Но она видела безумный огонь в серых глазах Тони и ощущала его твердый…

…она даже в мыслях стеснялась произнести это.

Страшно. Конец света. С ума сошла…

– Я хочу тебя, – прошептала она, удивив и себя, и его.

Тони застыл, переводя дыхание, вглядываясь ей в душу.

– Джун…

Мгновение – и их рты столкнулись в отчаянном порыве, поглощая друг друга. Она целовалась неумело, а он… Господи, Джун стонала от каждого движения Тони, когда он яростно врывался в нее языком, буквально впаявшись в ее рот. Она хмурилась от сладкой боли, ей действительно было больно – от неутоленной потребности в другом человеке.

Не разрывая поцелуя, Тони усадил ее на стол, и она дрожащими руками приспустила с широких плеч расстегнутую рубашку, ощущая под ладонями горячую гладкую кожу. Потянулась к своему галстуку, дергая его, но он как на зло не поддавался, и Джун нетерпеливо взялась за воротник.

Тони со стоном оторвался от ее рта и спустился губами вдоль шеи, попутно снимая с нее галстук и расстегивая пуговицы на блузке. Он жадно целовал каждый дюйм обнаженной кожи в вырезе, оставляя влажные дорожки узоров – на ключицах, на грудях, скованных полупрозрачным белым кружевом бюстгальтера… Это было слишком хорошо. Все было – слишком, как всегда рядом с ним. Горло свело спазмом, и Джун зачарованно запуталась пальцами в волосах Тони, млея от того, какие они шелковистые, шоколадные…

От распирающих чувств было трудно дышать, и она не выдержала, привлекла его к себе, накрыла требовательные губы своими – и поймала языком вкус его мимолетной улыбки… терпкий, теплый вкус его ошеломительной искренности.

– Тони…

Он отстранился, посмотрел вопросительно.

Что он увидел в ее глазах? Заметил ли, что обнажил не только ее тело, но и душу? Кажется, да, потому что он вдруг сгреб ее в объятия двумя руками, охватывая ее всю, окутывая жаром, и вернулся к ее рту, порочно целуя до потери пульса. Было нестерпимо душно. И правильно. Умопомрачительно, до искр в сознании правильно.

Когда Тони отстранился, чтобы перевести дыхание, она благоговейно прижалась губами к его шее, заставляя запрокинуть голову. Хотелось оставить на нем свой след, и Джун осмелела, прихватила кожу зубами и впилась, как вампирша.

Он всегда повторял, что она вампирша… Пожалуй, так и есть, потому что сейчас она сходила с ума от его вкуса.

– Прости меня за все, Джун, – выдохнул Тони с необъяснимым сожалением и легко приподнял ее, снимая со стола; пришлось крепче сжать мужские бедра коленями, чтобы удержаться. – Прости меня, прости…

Он ступил вместе с ней к стеллажу и вжал спиной в широкий торец. Приподнял выше, заставляя ахнуть от испуга, и забросил ее ноги себе на плечи. Нетерпеливо огладил бедра ладонями и одной рукой задрал юбку к животу, удерживая Джун на месте.

Когда до нее сквозь туман в сознании дошло, что именно происходит, она настолько растерялась, что не смогла возразить, лишь ухватилась за деревянные грани по обе стороны от себя.

За что он извинялся таким образом? За те унизительные слова, когда предложил встать на колени и –

… а теперь сам…

Она в панике вспоминала слова протеста, пока Тони оттягивал влажную полоску нижнего белья.

– Не надо, не… – она задохнулась и громко всхлипнула, когда он с нажимом провел языком вдоль ноющей плоти. В голове стало пусто, в глазах – темно. Пространство рассыпалось, как первый снег, нутро оплавилось, как воск.

…Она стонала его имя, срываясь на хрип, подаваясь ему бедрами навстречу, когда он отстранялся и смотрел ей в глаза… Смотрел так, что хотелось принадлежать ему здесь и сейчас.

То, что он творил, было за гранью, это шокировало. Мир отошел на второй план, остались только ритмичные движения, пульсация, стоны.

Тони. Тони… Его влажный язык, его губы… Она задержала дыхание, ощущая, что вот-вот, сейчас…

Каждый нерв внутри натянулся, живот свело от напряжения, которое поднялось штормовой волной. Тони еще раз скользнул языком по чувствительной вершине клитора, втягивая в рот – и Джун затопило, разрушило, выбросило в новую реальность, где она содрогалась и кричала навзрыд, все еще ощущая легкие поглаживания языка, который прижимался к ней.