Уголки губ мамзели, по-прежнему растягивавшиеся в елейной улыбке, дернулись, словно при нервном тике. На какой-то миг лицо хре́новой моралистки исказила преотвратнейшая гримаса. Должна сказать, Даливе она шла. В том смысле, что с ней графиня выглядела натуральнее, чем со всеми своими карамельными выражениями, которые привыкла цеплять на себя.

– Зачем мне муж, когда у меня есть император? – совладав с эмоциями, безразлично пожала плечами фаворитка и принялась ходить вокруг меня, скользя по полу тяжелым шлейфом, будто хвостом рептилия.

Ну вылитая змея.

Вспомнился первый вечер в Ледяном Логе, когда она точно так же меня разглядывала. Надменно, свысока. Уже тогда графиня мне не нравилась. А сейчас все внутри вскипало от ненависти, от жгучей ревности. От которой так и не смогла избавиться. Она лишь затаилась где-то глубоко в сердце и вот теперь ядом выплеснулась наружу, когда оно снова пошло трещинами.

– Мне не нужны обручальные клятвы. Вчера Скальде… его великолепие, конечно же… Снова доказал мне и… показал наглядно (не раз, кстати), как сильно меня желает. Не думаю, что после женитьбы что-то изменится. Он просто уже не сможет от меня отказаться. От того наслаждения, что получает, когда я рядом.

Можно я сделаю ей харакири? Можно? Пожалуйста! Правда, мечи наверняка тупые. Ничего! Отпилим.

– Очень за вас с ним рада… Вы все сказали? – спросила холодно, хоть ледяная броня, в которую с усилием себя облекла, стремительно истончалась. Тоже трещала.

А под ней – буря, ураган. Цунами ярости, которое в любой момент могло накрыть меня с головой. И тогда уже я буду не я. И точно не мышка Фьярра.

Ну и как после такого играть в пай-девочку с Герхильдом?!

– Мне, право, неловко, что вы застали нас в такой… хм… пикантной ситуации, – продолжала давить на больную мозоль златокудрая мегера. Как будто наступала на сердце каблуком. Шпилькой. Металлической. – К счастью, Скальде вас не заметил. Был всецело поглощен мной.

– Мне бы на вашем месте тоже было неловко. Благо я не на вашем месте. Полагаю, не очень-то приятно из года в год выполнять роль плевательницы.

– Ты забываешься, девочка.

Напускного дружелюбия как не бывало, и слащавыми улыбками меня больше не награждали.

– Ты здесь никто! Я – его фаворитка. Женщина, с которой он уже два года делит не только постель, но и доверяет мне самое сокровенное. Все свои мысли. А с тобой? Была ли у вас с ним хотя бы одна задушевная беседа? Ледяной, может, тобой и увлекся. Но это ненадолго. Только я сумела задержаться возле него. А потому осторожней. Смотри, как бы тебе не пожалеть о своих дерзостях.

Зеленющие, как у кошки, глаза императорской подстилки уже почти вылезали из орбит. Видать, так усердно старалась меня ими испепелить.

Боюсь, я бы все-таки не выдержала и отвела душу: намотала бы на кулак пламенную гриву этой кобылы и протащила по всему замку. Потом бы наверняка огребла за это. Быть может, даже вылетела с отбора. За недостойное алианы поведение и за оскорбление любимицы Герхильда. Но сколько бы удовольствия получила от самого процесса! Ммм…

Жаль, кайф обломал непонятно откуда взявшийся кьерд. Когда уходила, лентяй преспокойно дрых вверх пузом возле камина. А теперь, намертво вцепившись зубами и когтями в подол роскошного наряда графини, шипел и остервенело тянул за юбку.

Ткань предупреждающе затрещала. Д’Ольжи от такой коварной атаки завизжала.

– Вот и Крейн мне вчера тоже угрожал. Помните, что стало с его лицом?

Далива испуганно вскрикнула, прижав ладони к алеющим щекам. Пыталась отскочить – не тут-то было. Снежок вошел в раж, явно перепутав себя со щенком, а юбку мадемуазель фаворитки – с лакомой косточкой.

– Сейчас же прикажи ему угомониться! – зашипела выдра. – Поразводили тут всякую мерзость! – сплюнула презрительно.

Хорошо хоть, не на кьерда. А то бы живой из этой комнатушки точно не вышла.

«От мерзости слышу!» – едва не показала ей язык.

Подавив в себе этот детский порыв, подхватила питомца на руки, так что у ее сиятельства некрасиво задралась юбка, и попросила ласково:

– Брось каку, малыш.

Снежок послушно разжал острые клычки, но шипеть не перестал. Коготки пришлось отцеплять по одному, чувствуя на себе ненавидящий взгляд д’Ольжи.

– Лучше бы эту тварь тогда усыпили! – освободившись, отскочила от нас подальше.

Тварь. Мерзость. Ну знаете ли…

Да пусть спит с кем угодно! Плевать! Но обижать моего питомца…

Далива хочет войны? Что ж, она ее получит. Д’Ольжи еще не знает, на что способна фальшивая алиана-попаданка, обожающая котиков и не переваривающая пресмыкающихся. К коим я относила и графиньку.

– Ваше сиятельство, вынуждена откланяться. Как бы с вами ни было занятно беседовать, но меня ждет мой жених. Хорошего вам вечера. Не захлебнитесь собственной желчью.

Не оглядываясь, поспешила прочь, унося с собой на руках все еще шипящего и недовольно пофыркивающего кьерда.

Снежок недолго пропутешествовал у меня на руках. Не успела я миновать галерею, дробью каблуков разгоняя объявшую ее тишину, как кьерд завозился, принялся вырываться, требуя сию же минуту поставить его снежную тушку на пол.

– Так! Только не вздумай охотиться на графиню, – строго наказала непоседе. – И вообще, держись подальше от этой нехорошей женщины. Лучше я потом сама за ней поохочусь. Договорились?

Питомец коротко мяукнул. Надеюсь, выражал согласие с намеченным планом. Мягко приземлившись на лапы, дернул хвостом, будто махал им на прощание, и потрусил по сумрачному коридору, рассыпая по каменным плитам искрящиеся снежинки. А я подошла к дверям Карминовой столовой, подсвеченным ярко-красным узором. Нужно было, перед тем как войду внутрь, собрать в кучку остатки терпения, выдержки и миролюбивого настроения.

Не вышло. Кучка рассыпалась тлеющими углями, над которыми затрепетало, стремительно разгораясь, пламя.

«Ледяной, может, тобой и увлекся. Но это ненадолго», – отпечатались в сознании отравленные насмешкой фразы.

Это он-то мной ненадолго? Да это я им ни разу не увлечена! Так только, магией насильно привязана.

В сердцах достала заткнутую за пояс коробочку с нежеланным подарком.

– К таграм все! – Сдернула с хентебесировского подношения ленту, и та плавно, мазнув по юбке, скользнула на пол.

С горем пополам прицепила брошь к лифу платья, хоть пальцы ни в какую не желали повиноваться, мелко дрожали. Кивнула лакею, безразлично наблюдавшему за возней императорской невесты, и тот, поклонившись, распахнул передо мной двери.