Весь вчерашний день у мойки в кафе она провела словно на иголках. И народу, как назло, было много, и ни одного получасового даже окошечка не образовалось, чтобы до дому добежать; от нетерпения и страха она даже иногда пританцовывала слегка, будто сыпанул ей кто под ноги горячие уголья. Налив кофе в красивую чашку кузнецовского фарфора и держа ее бережно на весу, словно драгоценный осколок от прежней их жизни, Василиса заглянула в холодильник и обнаружила там с большим удивлением небывалые для их теперешнего рациона вкусности: и сыр, и творог, и кусок розово-нежной ветчины, и даже половинка ананаса выглядывала из пакета задорным зеленым хвостиком. Василиса вдруг поняла, как давно она хочет есть. Не обманывать организм тушеной капустой и морковными котлетами, а именно есть, чтобы отрезать ножом толстые сочные куски большой, размером с половину тарелки отбивной и аккуратненько окунать их в острый-острый горчичный соус… Сглотнув, она решительно выудила с полки сыр, отрезала себе порядочный от него пласт и откусила, и запила горячим кофе, и закрыла глаза от удовольствия… А открыв их через полминуты, увидела стоящего в дверях Сашу, уже одетого для улицы. Лицо его было сосредоточенным, деловым и очень озабоченным, отчего болтающийся в его руке квадратненький чемоданчик казался не к месту смешным и немного даже карикатурным.

– Доброе утро, Саш… Я вот тут сыр твой взяла… – растерянно пробормотала она, вдруг покраснев.

– С чего это он мой-то? – в удивленной и какой-то легко-спасительной простоте прозвучал его вопрос. – Скажешь тоже не подумавши… Ты меня не теряй, я по заказам пошел. Ага? Мне сегодня в три места надо успеть, только к вечеру появлюсь. Медсестра с Петькиным уколом придет в десять часов, соку я ему вчера закупил достаточно – он все время пить просит. И еще в морозилке клюква есть, надо морс сварить. Сумеешь?

– Ага… – кивнула Василиса. На какой-то миг она ощутила вдруг себя прежней девочкой-школьницей, о которой заботятся, которой дают всего лишь четкие задания на определенный временной период, и их надо выполнить от сих до сих, только и всего-то, потому что все остальное – уже не ее забота, все остальное – большая забота больших, сильных и умных взрослых… Ощущение это было невероятно теплым и приятным, но в то же время, как она сама понимала, очень уж варварски-обманчивым. Нет вокруг нее никаких таких сильных и умных взрослых, а есть разбитая инсультом бабушка, свалившийся с простудой младший братец да добрый и великодушный жилец Саша… И вообще нет никаких особенных поводов для подступивших к горлу слез – вот прямо только их и ждали тут, как же…

Закрыв за ним дверь, Василиса, убегая от этой коварной к себе жалости, тут же постаралась впрыгнуть в обычную свою утреннюю колею – надо было кормить завтраком бабушку, надо было ухаживать за больным Петькой, надо было стряпать обед, заводить постирушки, надо было заниматься еще тысячей мелких и нужных дел, на которые уходит нынче все ее свободное девчачье время. Зато и для радости повод тоже есть – при помощи жильца Саши удалось Лерочке Сергеевне долг заплатить. А это значит, что она их не бросит. Это значит, что есть, есть надежда на появление долгожданной динамики в замерших бабушкиных мышцах, что когда-нибудь она сама встанет на ноги и пойдет, и будет ходить себе и ходить, и Василиса тоже будет ходить – на другую уже работу, на вечерние занятия в институт, и в театр будет ходить, и на концерты, и просто так гулять…

Размечтавшись, она не расслышала сразу настойчивого зова дверного звонка, потом, сообразив, удивленно пошла открывать – кто бы это мог быть, интересно… Для медсестры из детской поликлиники рановато еще, а Лерочка Сергеевна только завтра придет…

К ее удивлению, в дверях стояла та самая блондинка, приходившая к ней в кафе и представившаяся Сашиной женой. Она вдруг улыбнулась Василисе так лучезарно и приветливо, будто здесь ее ждали, не отходя от двери, несколько дней подряд, и теперь непременно должны быть очень и очень счастливы ее появлению.

– Здравствуйте, Василиса! – продолжая улыбаться, бодро произнесла блондинка и радостно шагнула в прихожую. – А я вашему Петечке фруктов принесла!

В доказательство она даже подняла до уровня Василисиных глаз небольшой пакет с фруктами и помотала им из стороны в сторону, одновременно скидывая ботинки и пытаясь стряхнуть с одного плеча куртку. Быстро перебросив пакет в другую руку, она повесила соскользнувшую куртку на крючок и пошла в комнату, приговаривая при этом деловито:

– Ну как? Температуру с утра мерили? Не упала? Высокая? А врач был? А где можно фрукты помыть?

– Ничего себе… – только развела руками ей в спину Василиса. – Как говорится, явление восьмое, все те же в лаптях…

Зайдя в комнату, Марина так же скоренько-приветливо поздоровалась и с сидящей около Петькиной постели в своем кресле Ольгой Андреевной, и улыбнулась ей свойски-дружески, и захлопотала вокруг Петьки с нарочитой заботой, толкуя что-то о специально разработанных для укрепления детских организмов комплексах витаминов по очень уж доступным ценам, специально для людей экономных и не богатых… И что только для них она эти витамины в специальном месте закажет, и на дом им принесет, и даже денег с них не возьмет за это, и вообще она так переживает и заботится о Петечкином здоровье, как никто другой… Петька следил за ее суетой нехотя и как-то слишком уж исподлобья. Потом недовольно вдруг проговорил, едва двигая запекшимися от температуры губами:

– Марина, а вы что это, жить у нас собрались, что ли? Навеки поселиться, да? Каждый день сюда приходите… У нас больше комнат свободных нет, знаете ли. Сестрице и так вон у бабушки за шкафом жить приходится!

– Петя… – переглянувшись, укоризненным унисоном протянули Василиса с Ольгой Андреевной. Правда, укоризны в их голосе было совсем, совсем маловато. А место ее законное заняла таким образом скрываемая вежливая досада на произнесенное больным ребенком вслух то, чего им и самим хотелось бы сказать с удовольствием, да нельзя было – воспитание не позволяло. Ох уж это воспитание – сколько от него бывает неприятностей всяческих… Вместо этого Василиса произнесла тактично:

– А знаете, Марина, Саши в настоящее время в его комнате нет. Он появится только к вечеру, знаете…

– Да ничего страшного, я подожду! – махнула беспечно рукой Марина. – У меня сегодня времени – завались! А вы меня чаем пока не напоите? Сегодня день такой выдался холодный, я перемерзла вся – жуть…

– Васенька, и в самом деле, напои-ка человека чаем, – рассмеявшись, проговорила Ольга Андреевна. – В конце концов Марина наша гостья, как там ни смотри… Идите, девочки, я тут с Петрушей пока побуду!

– Бабуль, твоя мягкотелость переходит всяческие границы, – совсем по-взрослому проворчал на нее Петька, когда «девочки» отправились чаевничать на кухню. – Она, эта Марина, и так уже Сашу достала, а ты ее привечаешь…

– А это не наше с тобой дело, дорогой мой внук Петруша, кто из них кого достал, – поправляя свесившееся до самого пола одеяло, ласково проговорила Ольга Андреевна. – Наше дело сидеть в сторонке и в чужие отношения ни при каких обстоятельствах не вмешиваться. Ты поспи лучше, Петенька. Или хочешь, я почитаю тебе вслух?