— Если ты поела, я вызову слуг, пусть уберут все.

Волтуар улыбнулся, застукав меня за подглядыванием. Я опустила голову и кивнула, отставив чашку с цветочным чаем.

Он снова поднялся за камнем призыва, негромко полюбопытствовав:

— Сейчас тебе нравится, как мы проводим время?

— Да, почтенный… — закусила губу, глядя на его спину, и почти сразу исправилась: — Да, Волтуар.

— Есть какие-то пожелания?

Он на мгновение обернулся, и в его глазах едва ли просматривались ласка и забота. Я зажмурилась, опуская голову, чтобы спрятать лицо под упавшей челкой. Так ли интересно ему рассказывать кому-то историю Фадрагоса? Не ради этого он возится со мной.

— Нет, благодарю. Мне все нравится, — как можно убедительней сказала я.

— А вот у меня пожелания есть, — мягко произнес он перед тем, как открыть дверь служанкам.

Я не рискнула спрашивать о пожеланиях при посторонних, а когда мы остались наедине, он подошел ко мне и подал руку. Взявшись за нее, поднялась и затаив дыхание наблюдала, как Волтуар с удобством усаживается на диване. Не сопротивлялась, когда он потянул меня за руку. Мне не оставалось ничего, как только сесть на его колени, стараясь подавить опасения, дрожь, и смириться с накатившим теплом и легким головокружением.

— Обнимешь меня? — спросил он, аккуратно убирая мою косу за спину. — Или так не принято в вашем мире?

Я выдавила из себя улыбку и положила руку ему на плечо. Взгляд цеплялся за наросты, спрятанные под волосами Волтуара, где кожа покрывалась мелкими рубцами, дальше твердела и плотно огибала начало светлого рога.

— Тебя что-то смущает? — спросил он, и моя улыбка против воли стала виноватой.

Можно ли шан’ниэрду сказать, что меня, человека, смущают его отличия от человека? Насколько оскорбительно для них такое признание?

— Просто интересно, как вы спите, — утаила я истинные причины. В походе успела насмотреться на спящего Ромиара. — Цепляются ли рога… Наверное, опять неприличные вопросы задаю.

Волтуар усмехнулся, кажется, совсем не обидевшись.

— Мы никогда не спим на спине, — ответил, потянув меня на себя. Моя щека едва не коснулась его щеки. Пришлось упереться второй рукой ему в грудь, чтобы не налечь на него всем весом. — Наволочки шьют из плотной, скользящей ткани. Если все же необходимо лечь на спину, тревожим духов воздуха. Шан’ниэрдам они помогают неохотно, но помогают.

— Почему? — спросила я, млея от поглаживаний по спине.

— Мы нашли нескольких духов воздуха, — прошептал он, пощекотав дыханием кожу на плече. — Конкретно эти предпочитают общество порывистых, непоседливых, буйных. Думаю, они единственное исключение васовергов. Тебе, может быть, неизвестно, но эта раса не любит прибегать к помощи духов, но от Иссиара отказаться не могут. Видела их рога? Они даже на бок не способны лечь.

Дрожь пробирала все тело, когда Волтуар оглаживал ногу и прикасался губами к плечу, ключице.

— Вы хотели рассказать мне о войне, — судорожно выдохнула я.

Осознание все еще боролось за трезвость, но в голове прилично шумело. Казалось, что я пребываю одновременно в реальности и где-то на грани сна, но что-то удерживало от того, чтобы сорваться в него.

— Твоему жениху стоило бы завидовать, если бы вас не разлучили, — отстранился Волтуар, опрокидываясь на спинку дивана. Я не заметила явного недовольства, хоть он и хмурился, разглядывая меня. — Есть вероятность, что ты будешь видеть и чувствовать его, находясь со мной.

— Простите, почтенный.

Я хотела подняться и пересесть, но он мгновенно обхватил меня за талию, удержав, и произнес, заглянув в глаза:

— Я не виню тебя. Ты ведь помнишь, что я такой же? У меня есть любимая, но мы не можем быть вместе.

— Что вам мешает? — поинтересовалась я. Его понимание, и вправду, успокаивало.

Он снова потянул меня на себя, уткнулся в шею, но не целовал. Ответил, обжигая дыханием кожу:

— Она любит другого. Другого правителя, Асфирель. Иногда возникают глупейшие ситуации, какие-то нелепые случайности, которые отбирают полноценную жизнь или позволяют осознать, что до какого-то мгновения ты и не жил вовсе. Мне рассказывать о Фадрагосе дальше?

— Да, — отчего-то прошептала я, не желая нарушать тишину громким голосом.

— Тогда обними меня. Надоело слышать, что ты благодарна мне, но не видеть эту благодарность. И не проси прощения, — опередил он, заставляя закрыть рот, не успев и звука выдавить из себя. — В большинстве случаев ты не раскаиваешься, а всего лишь придерживаешься правил приличия.

Запах Волтуара перебил все цветочные ароматы, тепло от тела согревало, но совсем не успокаивало. Однако я обняла. И даже осмелилась пойти ему навстречу, скинув сандалии и подтянув ноги к себе. Если он и удивился, то виду не показал. Когда положила голову на его плечо, услышала, как он усмехнулся. Коготки не оцарапали, цепляя челку и убирая ее со лба. Волтуар заправил мои волосы за ухо и, поглаживая шею, обводя овал лица, принялся полушепотом рассказывать о войне предков.

Мне казалось, многое, очень многое я слышала о ней. Об утраченном Единстве с духами, а, следовательно, о потере магии в Фадрагосе. О том, что в меньшей степени война повлияла только на драконов, но и те по какой-то причине стали выбирать себе друзей только среди агрессивных рас. О том, что сведений о войне осталось слишком мало, их будто уничтожили или спрятали. Волтуар рассказал, что один из культов, обосновавшийся среди опасных гор, скрывает какие-то важные сведения о начале конфликта. От этого же культа пошло одно из предположений, что в войне виноваты две расы, одна из которых — люди. Эта версия живет ни одно поколение, и в нее верят, потому что она объясняет многие изменения и события тех времен.

— Соггоры прекрасные правители, Асфирель. Не могу отрицать, что один соггор справится с властью в регионе лучше, чем трое шан’ниэрдов. Когда дело касается ответственности перед множеством существ, они без сожалений и раздумий перешагнут через родных и любимых, но исполнят долг.

— Непривычно, что о них кто-то хорошо отзывается, — призналась я, закрыв глаза и вспоминая, как Вольный защищал сильнейшую расу Фадрагоса.

Волтуар обнимал меня, но сидел неподвижно. Только его грудь размеренно поднималась и опускалась, убаюкивая меня.

— Не они затеяли войну, а беловолосые шан’ниэрды, но именно соггоры не захотели остановиться, когда можно было. Беловолосые шан’ниэрды самовлюблены в той же степени, как и самокритичны. Они всегда стремятся доказать себе и остальным, что достойны уважения, что способны на большее, чем остальные. В то время не существовало понятия «раса людей». Вы воспринимались… — он вдохнул глубже. — Вас не считали достойными и ценили, как…

Очередная заминка. Неужели старается не обидеть меня?

— Не страшно, если услышу правду, — прошептала я, не открывая глаз.