И она втайне надеялась, что Эдвард и вправду найдет ее немножко интересной и посмотрит на нее не как на объект для проявления доброты, а как на женщину из плоти и крови, такую же, как все другие.

— Мисс О'Нил?! — Генри сжал ее руку, в его голосе послышалось искреннее сочувствие.

Софи только теперь поняла, как глупо себя ведет. Ну разве она с самого начала не знала, что их встреча ничего не значит для Эдварда, что для него это просто незначительный, случайный флирт? С огромным усилием Софи взяла себя в руки. Она чувствовала, что вот-вот разразится слезами, а это было бы уж слишком нелепо. И она улыбнулась Генри, надеясь, что ее волнение было не слишком заметным.

— Идемте, мистер Мартен, — пробормотала она. Ей казалось, что ленч будет тянуться вечно.

Поднявшись наверх, Софи села на кровать, сжимая кулаки и проклиная себя за избыток чувствительности.

Очень давно, еще в самом нежном возрасте, она научилась скрывать свои чувства. По крайней мере на людях. Вскоре после того как уехал отец, Софи полностью сосредоточилась на рисовании. Ее детские рисунки были яростными взрывами резких красок и линий. Ей отчаянно не хватало отца, и она никак не могла понять, почему он покинул ее. Как ей стало ясно теперь, большинство ее рисунков поначалу были выражением гнева и боли.

Софи чуть улыбнулась. Да, когда она всерьез начала заниматься рисунком и живописью, в тринадцать лет, ей пришлось ограничить себя рамками классицизма, пришлось тщательно, пунктуально следовать натуре, помнить о реализме и деталях. Но в последнее время произошло неизбежное: она вернулась к пристрастиям детских лет, вернулась к буйству цвета и дерзости линий. Правда, теперь ее работы вряд ли можно было назвать примитивными.

Софи потянулась за новым альбомом, в котором она рисовала прошлой ночью. Раскрыла его и всмотрелась в портрет Эдварда Деланца. Линии были настолько резкими и сильными, что лицо, казалось, выступало из листа… и при этом сходство с оригиналом было изумительное. В его глазах таился какой-то намек, о смысле которого Софи не осмеливалась гадать.

Софи страдала. Она вынуждена была признаться себе в этом. Он уехал, для него их краткий флирт ровно ничего не значил, но с ней-то все совсем по-другому. В комнату вошла Лиза.

— Что случилось? Боже, во время ленча ты была белая как простыня! — Лиза торопливо подошла к Софи, села рядом с ней на кровать и обняла сестру.

— Со мной все в порядке.

— Ты совсем ничего не ела. Тебе нездоровится?

Софи вздохнула:

— Нет, конечно.

Ах, если бы она могла найти слова, чтобы выразить свое Смущение и свое разочарование, если бы она могла рассказать Обо всем сводной сестре, если бы она могла выплакаться на плече Лизы — раз уж другого плеча нет рядом…

— Ты уверена?

Софи улыбнулась:

— Да, я уверена.

Все, что произошло, — лишь к лучшему, твердила она себе. Ведь она была так близка к тому, чтобы улететь на крыльях буйной фантазии в мир, навсегда закрытый для нее. Замечательно, что Эдвард уехал так скоро, раньше, чем она потеряла разум и отдала ему свое сердце, ведь его это могло лишь позабавить. А его внезапный отъезд убедительно доказывал, что галантность Эдварда была просто игрой.

— Идем вниз, погуляем вместе со всеми, — уговаривала ее Лиза. — Ты знаешь, этот адвокат очень тобой заинтересовался!

Софи отмахнулась:

— Мистер Мартен просто вежлив.

— Софи, ну неужели это обязательно — всегда быть затворницей?

Софи уставилась на сестру, припомнив вчерашнюю короткую лекцию Сюзанны.

— Неужели я и вправду выгляжу такой никудышной?

— Не никудышной, а нелюдимой. Софи, тебе надо больше бывать на людях. В компаниях всегда так весело! И я уж надеюсь, что на мой первый бал ты все-таки придешь.

— Разумеется, приду, — твердо пообещала Софи. Возможно, ей и вправду следует больше бывать среди людей? Но как тогда быть с работой? У нее не останется времени на живопись. К тому же ей никогда не нравились «компании» — вот разве что вчера вечером… Неужели она делает ошибку, так сосредоточившись на своем искусстве, исключив из жизни все остальное?

Лиза вздохнула и встала.

— Ты хочешь порисовать? — спросила она, бросив взгляд на альбом в руках сестры.

— Не сегодня, — решительно ответила Софи, откладывая альбом в сторону.

— Ох, ты помяла свои рисунки! — Лиза знала, насколько важна для Софи ее работа, и, схватив альбом, стала тщательно разглаживать листы. Но тут же ее рука замерла. Лиза изумленно раскрыла глаза. — Софи ты рисовала его.

Сестра промолчала.

Лизу пробрал холод.

— Ты влюбилась в него! — воскликнула она наконец.

— Нет! — резко выкрикнула Софи.

Лиза, затаив дыхание, смотрела на портрет.

— Но я же вижу… это слишком ясно.

Софи сидела неподвижно, словно окаменев.

— Я почти не знаю мистера Деланца, Лиза. Просто смешно утверждать, что я в него влюбилась.

— Смешно? Едва ли! Половина женщин в городе влюблены в Эдварда Деланца! — Лиза обняла сестру. — Ох, бедняжка! Когда я говорила тебе, что ты будешь поражена, мне и в голову не приходило, что ты можешь в него влюбиться. Я просто думала, что ты, как и все остальные, найдешь его интересным.

— Я в него не влюбилась, — пыталась переубедить сестру Софи, хотя сердце ее при этом предательски колотилось. — Он просто… просто ужасно привлекателен. — И она вдруг снова увидела его вместе с Хилари, вспомнила его неотразимую мужественность…

— Дорогая, он крайне привлекателен, это верно, однако он слишком уж не подходит тебе, и он опасен! — Лиза снова прижалась к сестре. — С таким человеком никогда не будешь чувствовать себя спокойно. Он ведь способен даже задумать совратить тебя, Софи! — предостерегла Лиза.

Софи задохнулась. Ее щеки заалели.

— Ну, теперь ты болтаешь полную чепуху! — воскликнула она. — Ему и в голову не придет совращать меня!

Лиза мгновение-другое смотрела на нее, широко раскрыв глаза.

— Иногда ты рассуждаешь как полная простофиля, — сказала она наконец. — Ты, похоже, и не заметила, как он смотрел на тебя прошлым вечером, но я-то видела. Думаю, это лишь к лучшему, что он уехал сегодня и на том все кончилось.

Софи лишь молча посмотрела на сестру. А в ее голове упорно вставал образ Эдварда, обнимающего ее.

— Мама, ты хотела со мной поговорить? — спросила Софи.

Сюзанна сидела у своего маленького французского секретера и не подняла глаз, пока не закончила список гостей для последнего летнего уик-энда. Потом она внимательно всмотрелась в угрюмое лицо дочери. Как и Лиза, она заметила, что Софи была необычайно бледна и подавлена во время ленча.