Он решительно требовал правды, но взгляд выражал страх.

– Нет, – ответила Офелия.

Она не знала, что ее ждет в Центре, но понимала, что не имеет права еще раз впутывать Октавио в свои дела.

Ну а пока ей было непонятно, какую роль играет Рог изобилия во всей этой истории. Однако если Евлалия Дийё работала над проектом, носившим такое название, если с ним был связан Другой и если Наблюдательный центр девиаций проводил в этот момент такие же опыты, значит, Офелии следовало как можно скорее проникнуть туда. И пусть даже она временно окажется пленницей – тем хуже для нее.

– Я с самого первого дня чувствовал в тебе что-то тревожное! – объявил Октавио, прищурившись. – И наконец определил, что именно. Каковы бы ни были твои цели, ты всегда твердо намеревалась их достичь. Вот мне не повезло: моя мать сама определила мой путь, а я так покорно слушался ее, что до сих пор не знаю, чего хочу. Завидую тебе. Now[33], мне, с твоего позволения, нужно кое-что сделать.

И действительно, его робот уже стоял перед ветряной мельницей возле моста, нетерпеливо притоптывая шарнирной ногой. «Если бы роботы обладали человеческим характером, у этого наверняка был бы скверный нрав», – подумала Офелия. Она снова помахала Амбруазу, сидевшему в кресле поодаль; он явно не знал, что лучше – подъехать ближе или держаться на расстоянии. Да и сама Офелия не очень-то понимала, что ей сейчас делать. Октавио, уже не обращая на нее внимания, с деловым видом постучал в дверь.

– Добрый день, milady, – сказал он, когда на пороге показалась старая мельничиха. – Я пришел по этому поводу.

И он показал ей телеграмму, которую Уго с металлическим звяканьем извлек из своего чрева.

– Нет, спасибо, – ответила мельничиха и захлопнула дверь.

Октавио метнул на Офелию горящий взгляд, от которого у нее пропало желание рассмеяться, и начал колотить в дверь, пока старуха снова не открыла ее.

– Я вынужден настаивать, milady, я представитель газеты «Официальные новости». А вы прислали нам вчера вот эту депешу.

Мельничиха нахмурилась, отчего всё ее лицо пошло морщинами, водрузила на нос большое пенсне и прочитала телеграмму.

– Sorry! Я вас приняла за одного из этих Плохих Парней, как они сами себя величают. Они еще с утра дважды пытались всучить мне свои листовки. Вы только посмотрите на меня, молодой человек: я похожа на тех, кто празднует конец света?! Это в моем-то возрасте?!

– Вы нам писали, что были свидетельницей осыпи одного участка, – невозмутимо ответил Октавио. – Мне хотелось бы кое-что уточнить.

– Это была вовсе не осыпь, молодой человек!

Мельничиха говорила так убежденно, что Офелия была поражена. Вдобавок она заметила впечатляющую длину языка старухи, что указывало на ее принадлежность к дегустаторам. Октавио, со своей стороны, сосредоточился на самых мелких нюансах ее речи: он устанавливал степень искренности.

– Разве в вашей телеграмме сообщалось не об осыпи участка, которая унесла в бездну северо-западный квартал города?

– Ну да, именно так, молодой человек! Я была на Рынке пряностей, когда это стряслось. Пришла за своим любимым хлебом с карри. Хотя дождь лил как из ведра. Только там была вовсе не осыпь.

– А что же, как вы думаете?

– Вот чего не знаю, того не знаю. Это ведь ваша работа – всё нам растолковывать, верно?

– Верно, и вы очень облегчили бы ее, если бы рассказали поподробнее.

– Ну, как бы вам описать… Вот перед вами земля, и вдруг – глядь, а ее нет как нет. Только легкий такой толчок. Что-то вроде как хрустнуло, и квартал исчез. Будто его заглотнул кто-то невидимый, одним махом, вот так, – сказала мельничиха, громко клацнув зубами. – Anyway[34], как-то чуднó всё это выглядело.

Если Октавио смотрел на старуху скептически, то Офелия содрогнулась, несмотря на жару. Невидимая пасть. Пасть Другого? Неужто отражение могло иметь такую?

И она не удержалась от вопроса:

– А вы еще что-нибудь странное не заметили? Что-нибудь такое… непривычное?

– Да ровно ничего, – твердо сказала мельничиха. – Всё было как всегда. Вы что, не верите мне из-за моего пенсне? – возмутилась она, постучав по его стеклам. – Я, конечно, не визионерка, но видела всё это так же ясно, как вижу свет у вас на лбу, here![35]

И она ткнула пальцем в лицо Офелии, которая растерянно заморгала, не понимая, в чём дело. Но тут Октавио тоже взглянул на нее, и его зрачки изумленно расширились:

– Евлалия, твой штамп… Он побелел!

Офелия вгляделась в стекло ближайшего окна. Волшебные чернила у нее на лбу не просто превратились из черных в белые – теперь они сияли ярко, как полная луна. Она заслонила штамп ладонью – увы, свет всё равно пробивался между ее пальцами в перчатках.

– А разве…

Но тут ее прервал зычный голос из динамика:

– Внимание, внимание! К сведению населения! Мы извещаем наших сограждан, что выходцам с других ковчегов… с других ковчегов, помеченным белой печатью, надлежит срочно явиться… срочно явиться в главный амфитеатр! Внимание, внимание…

Объявление и его отголоски бесконечно повторялись по всему кварталу. Офелия сквозь очки смотрела по сторонам. Люди выходили из домов, из автомобилей и скучивались вокруг столбов с динамиками. И хотя в облачном мареве они выглядели неразличимой толпой, Офелия всё же заметила среди них перепуганного мужчину с таким же сияющим лбом, как у нее.

Октавио отвел ее подальше, туда, где его голос не заглушали зычные воззвания громкоговорителей.

– Не паникуй, это всего лишь банальная проверка.

– Я не хочу туда идти.

– Ты обязана. Гражданское неповиновение превратит тебя в нелегала. Я убежден, что в этом нет ничего really опасного. Ты ведь еще недавно была курсанткой-виртуозом. Я пойду вместе с тобой.

И Октавио откинул черную завесу своей челки, чтобы взглянуть Офелии в лицо. Она удивленно подумала: «Почему его глаза стали сиреневыми?» – но тут же поняла причину: она смотрела на него сквозь очки, а они сейчас посинели. Может, Октавио и хотел держаться уверенно, но он забыл даже о мельничихе и вздрогнул, когда она спросила его, можно ли ей наконец вернуться к работе. Он не обращал внимания на Уго, чей нагрудный телеграф раз за разом извергал текст обращения, только что прозвучавшего из динамиков.

Офелия поискала глазами Амбруаза, но так и не обнаружила его в толпе, объятой паникой. Зато ей не удалось избежать патрульных, расставленных на всех улицах; они настоятельно требовали, чтобы она явилась в амфитеатр. Более того, зефиры получили приказ дуть во все стороны, чтобы разгонять густой туман в закоулках, где могли прятаться непокорные, уклонявшиеся от выполнения приказа.