Я бухнулась на колени.

– Господи, нет! Фрэнк!

Глаза мальчика приоткрылись.

– Что, уже утро? – сонным голосом спросил он.

У меня от облегчения закружилась голова.

– Как ты меня напугал, Фрэнк! Я думала, ты умер! Что ты делал в ванне одетый?

– Спал. Я хотел замочить сразу себя и одежду, чтобы тебе меньше работать.

– Ты с ума сошел? – вырвалось у меня.

– Нет. Ты же видишь, я снял туфли.

Он надел очки и нырнул. Очки наполнились водой.

– Они пропускают воду, – сказала я.

Фрэнк вынырнул и поднял очки на лоб.

– Я знаю. Просто подтвердил предварительное исследование.

– Послушай, Фрэнк. Я не хотела называть тебя сумасшедшим, извини.

– Ты не назвала, а спросила. Это было не утверждение, а вопрос. Правда, ты далеко не первая.

– Ладно, вылезай, – сказала я. – Я подержу большое полотенце, чтобы тебя не смущать. Сними мокрую одежду и оставь в ванне. Кстати, хорошая мысль. Я бы поступила так же, только, наверное, все-таки сначала разделась бы. А потом мы тебя вытрем и наденем пижаму.

– Не сменить ли нам эту мокрую одежду на сухой мартини? – подхватил он. – Роберт Бенчли.

Я засмеялась. Я так обрадовалась, что он жив, что засмеялась бы чему угодно.

– Я всю жизнь ждал повода это сказать, – заметил Фрэнк. – Роберт Бенчли был знаменитым острословом, принадлежавшим к кружку писателей Эры джаза под названием Алгонкинский круглый стол. А известно ли тебе, что его внук Питер Бенчли написал «Челюсти»? И книгу, и сценарий.

Фрэнк встал, обрушив в ванну Ниагарский водопад. Ворчание и возня за полотенцем указывали на то, что снять с себя мокрую одежду – не менее сложная задача, чем спуститься в бочке по вышеупомянутому водопаду.

– Тебе помочь? – спросила я.

– Нет, благодарю. Я почти закончил. А ты знала, что Архимед нашел способ измерить объем предметов неправильной формы, сидя в ванне? Уровень воды поднялся на величину, равную объему его тела. Он так обрадовался своему открытию, что крикнул: «Эврика!», что означает «Нашел!», и выбежал на улицу голый. Я ни разу в жизни не приходил в такой восторг, чтобы совершить столь экзальтированный поступок.

– Я тоже, – призналась я.

Фрэнк взял у меня полотенце и завернулся в него, как в бурку.

– Теперь пижама, – сказал он. – Элис, а ты не могла бы тоже надеть пижаму? Я всегда мечтал устроить пижамную вечеринку, только у меня не было друзей, которых можно на нее пригласить.

Я не хотела оставлять Фрэнка одного даже на минуту, но отклонить приглашение не могла. Я помчалась в свою комнату, надела пижаму и вбежала в кухню. Рояль наигрывал легкую танцевальную музыку, Фрэнк восседал за стойкой для завтраков, а перед ним стояли две полные мартинки. Он протянул одну мне.

– Спасибо, – сказала я, обхватив бокал ладонью, и понюхала содержимое.

Слава богу, газировка.

– На прошлый день рождения я попросил у мамы бокалы для мартини, – сказал Фрэнк. – Она купила пластмассовые.

– Твоя мама чрезвычайно предусмотрительна.

– Бокал следует держать за ножку, вот так, – продемонстрировал Фрэнк. – Чтобы тепло от руки не испортило освежающий вкус твоего коктейля.

– Какое тепло от руки, здесь холодно, как на Северном полюсе.

– Потому что у нас нет двери.

Я посмотрела на дыру, где раньше было стекло.

– Надо ее чем-то закрыть. Можно одеялами или куском целлофана, если есть.

– Пакеты из химчистки, – придумал Фрэнк. – У меня в гардеробной их много.

В этом я не сомневалась.

– Точно, мы их склеим. Тащи мешки, а я найду скотч.

Обыскав кухонные ящики – ничегошеньки! – я наконец обнаружила скотч в прачечной. Когда я вернулась на кухню, Фрэнк предавался своему любимому занятию: лежал на полу, завернувшись в пакеты. Как я уже говорила, он любил заворачиваться в одеяла и пледы.

– Прекрати, – сказала я, схватившись за целлофан и раскручивая сверток. – Что ты вытворяешь?

– Играю.

– Так играть нельзя, Фрэнк, – сказала я. – Это не игрушка. Смотри, здесь так и написано. Ты можешь задохнуться. К тому же ты их порвал, и они теперь не годятся для двери.

– У меня есть еще.

– Не в этом дело, – сказала я. – Глупо, если такой умный мальчик, как ты, умрет такой дурацкой смертью. Пойдем со мной.

Мы вместе прошли к гардеробу за новыми пакетами.

– Так. Не вздумай трогать мешки, – сказала я. – Ты меня слышал?

– А что мне делать?

– Ты несешь скотч. Я иду за рулеткой. Встречаемся в гостиной.

Когда я вернулась, Фрэнк смирно сидел на полу. Я измерила дыру и разложила мешки по полу, чтобы склеить их в одно большое полотнище.

– Помоги, пожалуйста, – попросила я Фрэнка.

– Не могу.

– Почему? Я же сказала «пожалуйста».

– Смотри, что я сделал.

Я посмотрела.

Он смотал руки скотчем, использовав практически весь рулон, и почти пустая картонка свисала с его запястий, точно талисман с браслета.

– Как тебе удалось? – спросила я.

– Зубами. Сначала было легко, а в конце уже трудно.

– Верю. Я пошла за скотчем. Не трогай ничего, пока я не вернусь.

– У меня при всем желании не получится.

– Отлично.

Я сбегала в прачечную и вернулась с новым мотком скотча, прихватив заодно детские ножницы с закругленными концами, чтобы освободить Фрэнка.

– Vive la France, – провозгласил он, когда путы упали.

– Vive la France, – откликнулась я. – Теперь держи целлофан, а я буду склеивать.

Мы склеили большое полотнище, и я поднесла его к двери.

– Мне не хватает роста, – сказала я. – Надо что-то подставить.

– Я знаю, что тебе нужно, – сказал Фрэнк и скрылся в коридоре.

Через минуту он вернулся с огромным мячом для йоги.

– Издеваешься? – спросила я.

– На нем можно стоять, – сказал Фрэнк. – Я пробовал, это весело.

– Мне надо не весело, а надежно.

– Почему?

– Такой уж я скучный человек. Принеси лучше вон тот стул, пожалуйста.

Прикрепив пластик, я сказала:

– А теперь в кровать.

– Я не хочу спать. Я замерз.

– В постели согреешься.

– Может, и согреюсь, но не усну.

Я вспомнила о его привычке бродить по ночам.

– Ладно, тогда давай зажжем огонь.

– Где? – просиял Фрэнк.

– В камине, дурачок, – вырвалось у меня.

Ой, что я несу? Это от усталости.

– Извини, Фрэнк. Это я дурочка, а не ты.

– Знаю, – сказал он. – У меня коэффициент интеллекта выше, чем у 99,7 процента населения США. Когда я говорю это детям в школе, они почему-то смеются. Ты можешь объяснить, что в этом смешного?

– Ничего. Некоторые дети смеются над людьми, которые умнее их, чтобы те почувствовали себя глупыми.

– В этом нет смысла. Почему они думают, что их смех заставит меня почувствовать себя глупым?

– Потому что они дураки, – сказала я.

Я никогда не жила в доме