Алик плюхнулся на табурет, отмахнулся.

– А! Не было ничего. Совсем ничего. – Потом болезненно поморщился, потёр лоб, пожаловался: – И вообще, меня Полинка послала. Ну чё за фигня? Сказала, что семья для неё важнее, как бы она ко мне ни относилась. Тем более я-то ей ничего дать не могу, кроме секса. Я ж без мамы никто, обычный студент. А у неё уже сил нет мужа обманывать. Тем более уходить от него она всё равно не собирается. Ну, и ещё там чего-то. – Он выругался, не удержавшись. – Ну я и расчувствовался, и выпил слегка. Или не слегка. Ещё и в дыре какой-то, ни одной цепляющей тёлки вокруг, сплошные куклы под копирку. И дуры. Трахнуть-то не проблема. А поговорить? И тебя хрен знает где мотает. Вот где ты был?

– Работал, – коротко откликнулся Никита.

Он слушал стенания Алика краем уха, а мысленно снова и снова повторял «Не было ничего».

Не было? Действительно? Или врал?

Скорее всего, врал. Разве Алик упустит шанс? Тем более если Полина и правда его послала. Для Пожарского это как лечить утреннее похмелье пивом – отказ одной перебивать согласием другой. И нестерпимо хотелось переспросить «Точно ничего не было?» Но Никита не стал – в любом бы случае не стал. Да и Алик сам заговорил, уставившись в глаза с обиженным упрёком:

– Ты же знаешь, ну не могу я один. Хорошо хоть Лизбет отозвалась. Не то что ты. Пришла, выслушала, пожалела. Даже вроде говорила чего-то там успокаивающее. А я вроде даже взрыднул. – Он опять поморщился, но уже сосредоточенно, вспоминая, потёр нос. – Или приснилось? Чёт меня вчера совсем развезло. И не помню, когда вырубился. А Лизбет просто беспокоилась. Побоялась уйти и меня одного оставить, – произнёс с напором, видимо, ещё сильнее желая усовестить. – А потом тоже заснула.

– Хотя… – Алик шмыгнул носом, скривил губы, – обидно, конечно. Все ведь и правда поверили, что мы с ней живём, а у нас и не было ничего. Со-всем. Ваще, а! Но у меня ведь Полина, блин, Михайловна, – напомнил он сам себе, добавил запоздало: – была. – И опять недовольно нахмурился, надул губы. – Всё-таки, по-моему, она не сама решила. Кто-то на неё надавил. Папашка, наверное. Донесли ему, или сам как-то понял. Или всё-таки муж узнал?

Пожарский вытянул руки поверх стола, уронил между ними голову, страдальчески простонал, потом заключил трагично:

– Со всех сторон облом. Полина послала, Лизбет меня не хочет. Ей-то чего не так? – потом чуть повернулся, упёрся подбородком в столешницу, глянул исподлобья снизу-вверх, тягуче завёл: – Ни-и-ки-и! Пойдём, как обычно, снимем кого-нибудь. С тобой хоть не так тоскливо, и дуры сойдут. А?

Никита беззвучно хмыкнул, сообщил невозмутимо:

– Без меня.

– Да ладно? – Алик даже выпрямился, уставился с неверием. – А с тобой-то тоже чего? Или я пропустил какой-то флэшмоб по воздержанию?

– Сегодня день рабочий, – напомнил ему Никита. – И учебный.

Пожарский громко выдохнул, закатил глаза.

– Ну и чё? Прогулять нельзя?

– Нельзя. И кого ты с утра снимать собираешься?

Алик разочарованно скривился, протянул просительно:

– Ну а вечером? – но услышал в ответ:

– Всё равно, без меня.

И опять выругался, произнёс, глядя в глаза:

– Тварина ты, Ники. – Снова выдал с любовью и нежностью пару непечатных фраз. – И врёшь ты всё про работу. Хотя, конечно, смотря что под нею понимать. Если деньги дают, то почему бы и нет? Поэтому просто так тебе теперь не интересно. Да?

Ну, понеслось. А главное, ответить нечем. Потому что… Да потому что. Никита и не стал, поднялся, направился вон из кухни. Но Алик и тогда не успокоился, проорал вслед:

– Как всегда, да? Встал и ушёл! Ты же такой гордый. Ага, не смеши. Уж я-то знаю, где твоя гордость. Ха. – И, подумав несколько секунд, прибавил мстительно: – И катись сегодня сам в свой универ. Я всё равно туда не собираюсь. Задолбали вы меня все.

Но Никита и сам бы с ним не поехал. Он и вышел специально гораздо раньше, чтобы не столкнуться, хотя не смог бы точно сказать, чего хотел больше: увидеть или нет?

Она бы опять попыталась объяснить? Но он по-прежнему не собирался слушать. Терпеть не мог оправдания, особенно такие, когда уже знаешь, что человек ни в чём не виноват, но всё равно не останавливаешь, разрешаешь ему всё сказать, получая удовольствие от того, как он старается: убеждает, упрашивает, вымаливает прощение и внимание. Но почему-то до сих пор не отпускало.

Слишком сильно задело – именно это и раздражало больше всего: осознание, как полночи сходил с ума, как невыносимо рвало в груди, когда столкнулись утром. Только поэтому и не удержался, когда вместе с однокурсниками выходил после пары из лекционной и случайно выцепил взглядом её.

Лиза пока ещё не заметила его, но, возможно, почувствовала (глупо, ага) и уже поворачивалась, и секунду спустя непременно увидела бы. Тогда он мгновенно отвёл глаза, глянул перед собой, даже не особо задумываясь, устремился следом за оказавшейся на несколько шагов впереди одногруппницей:

– Юль! Юля, стой! – нагнал, приобнял за талию.

Та и правда остановилась, удивлённо уставилась на него, поинтересовалась тихонечко:

– Крайнов, это как понимать?

Хорошо, хоть не стала вырываться и возмущённо вопить на всю рекреацию. Но она всегда была адекватной.

– Юльк, слушай, – придвинулся Никита ещё ближе, на ходу соображая, что бы сказать, но в голову не приходило абсолютно ничего. Слишком нестерпимо хотелось повернуться и узнать, смотрит ли на них Лиза, и какое выражение на её лице, и это занимало все мысли. – Юль…

– Ну?

– Ты ведь лекцию записала?

Юля удивлённо вскинула брови.

– А ты – нет? – уточнила по-прежнему негромко, со стороны точно не расслышать, особенно в наполненном топотом и гулов голосов коридоре. – Что ты тогда делал два часа? Спал? И может, всё-таки руки уберёшь? Вообще-то у меня парень есть.

– Я в курсе, – кивнул он, улыбнулся, а одногруппница критично хмыкнула.

– Я точно не знаю, в чем тут дело, но… – она пожала плечами, – Крайнов, это очень странно.

Ага. А ещё он – мстительная скотина и совсем не переносит душевную боль. И ему кажется, что он чувствует спиной чужой пристальный взгляд. То есть – как раз очень даже не чужой. И он просто свихнётся от неопределённости, если не убедится.

Если у тебя есть определённая цель, и ты идёшь к ней, вот и смотри только вперёд, а не верти головой и не глазей по сторонам, потому что тогда, сто процентов, увидишь совсем не то, что хотела.

Лиза шла по коридору универа и болтала с Машей. Точнее, это подруга болтала, что-то рассказывала, а Лиза просто слушала – не то у неё было настроение, чтобы разговаривать – и смотрела, естественно, на собеседницу. Оттого совсем непонятно, почему её вдруг потянуло повернуть голову, глянуть в противоположную сторону, а главное – ради чего? Чтобы увидеть, как Крайнов галопом несётся за какой-то девушкой, нагоняет её, лапает и что-то вещает вкрадчиво, нежно прижимая к себе, а та в ответ умильно хлопает глазками.