Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Картина атак: наступаем…крики „а-а-а-а“, и мы отползаем назад и так 9–10 дней подряд (в результате бессмысленно и без военного результата уничтожен батальон).
С этого времени не стал я любить генералов.
Когда танки уже смогли проходить, дали 3 танка в придачу в августе, от батальона осталось 11 человек без командира. Не помню, чтобы был командир. Собрали всех, кто остался в живых, в том числе повара, санитаров. Набрали около 60 человек через 9 дней бессмыслицы, исходившей от высоких командиров.
Один танк был просто переделанный трактор, другой т-28, он застрял и т-34, хороший танк. С криками „Ура!“ побежали вперёд. Немцы удрали.
Такое было счастье победы! 7–8 км прошли, за нами никто не пошёл. На второй день меня опять ранило. Связи не было, сообщить не могли, что прорвали оборону немцев.
Потом переползал через тех ребят, через поле трупов через которых переступал при наступлении.
Долины смерти есть на каждом фронте: эти мёртвые молодые стриженные затылки, почти у всех пуля на виске… мухи червяки… нелады у меня с начальством…
Не люблю генералов…».
Адъютант маршала Жукова А. Бучин вспоминал много лет спустя:
«О Прохоровке знают все, но многие ли знают о сражении на небольшом участке на рубеже речек Вазузы и Гжати 9–10 августа 1942 года? В эти два дня тут гремело, ревело и лязгало встречное танковое сражение, до 1500 танков с обеих сторон. У Прохоровки бились в открытом поле, здесь — в лесу с густым подлеском, вязли в болотах, продирались через кустарник. Под Прохоровкой гибли на виду, а на миру, как известно, и смерть красна, в этом сражении убивали безымянными.
На моих глазах на страшный грохот битвы шли наши танки, колонна за колонной. Бледные, измученные лица ребят моложе меня, 25-летнего. Для многих кармановские леса — последнее, что им удалось повидать в куцей жизни. Они навсегда ушли в них, оставив тошнотворный запах отработанной солярки».
Примечание. В этом августовском сражении был тяжело ранен и контужен мой отец Войтенок Ф. И.
Примечание. Места кровопролитных сражений на реке Вазуза в наши дни по большей части покрыты «водами забвения» — именно там сегодня находится широко разлившееся Вазузское водохранилище. И в этом есть какая-то мрачная символика: поле битвы, про которую десятки лет не хотели вспоминать, ушло под воду.
О трудных боях в начале 1942 года под Ржевом писатель Константин Симонов рассказывал:
«После переломившего ход войны декабрьско-январского разгрома немцев под Москвой, вторая половина зимы и начало весны оказались нечеловечески трудными для нашего дальнейшего наступления на Западном и Калининском фронтах.
И многократные неудачные попытки взять Ржев стали в нашей памяти чуть ли не символом всех пережитых тогда драматических событий».
Писатель А. Цветков, участник боёв под Ржевом, в своих фронтовых записках вспоминает:
«Когда танковую бригаду, в которой мы сражались за деревни Полунино и Галахово, после тяжелых потерь перебросили в ближний тыл, в район деревни Дешевка, то выйдя из машины и оглядевшись, наши танкисты пришли в ужас: вся местность была покрыта трупами солдат.
Трупов было так много, что, как будто, их кто-то скосил и свез сюда, как траву».
«Беда нагрянула со всех сторон: третьи сутки не пьем, не едим, — пишет А. Цветков. — Кругом зловоние и смрад. Многих тошнит, многих рвет. Так невыносим для организма запах от тлеющих человеческих тел. Нашим саперам, пожалуй, досталось всех больше. Командир взвода Тараканов, тяжело вздыхая, рассказывает: „Тысячи их тут, трупов-то… Бились без пощады, насмерть. Похоже, до рукопашной дело доходило… Жуткая картина, отродясь такой не видывал…“»
Примечание. Об этой страшной картине вспоминал отец не единожды при встрече с Сычёвым А. С.
Участник войны, писатель и автор романа «Прокляты и убиты» В. П. Астафьев дал категоричную оценку произошедшего:
«Мы залили их реками крови и завалили горами трупов»…
Воспоминания Клавдии Николаевны Малашкиной: «… В марте месяце 1943 года мы вернулись в нашу деревню (д. Аристово)… ни одного дома не осталось, ни одного деревца, ни одного кустика… жили в землянках. Ходили собирать и хоронить трупы солдат. Смотрю на холм, а снег совсем серый! Я спрашиваю:
— А что это снег серый? А мне отвечают:
— Так это не снег, это солдаты в шинелях лежат.
— Так нам же их никогда не подобрать… А мы еще мужей своих ждём с войны, тут за какую-то „болотину“ тысячи людей положили, а ведь брали Смоленск и другие города большие, что ж там то!?
Знаете ручей тот, между деревнями, так он той весной не тёк, доверху был заполнен солдатами, так по трупам и переходили на другой берег — целый мост был из людей…»
«Разбираясь в причинах неудавшегося наступления войск Западного фронта, — пишет в „Воспоминаниях и размышлениях“ маршал Жуков, — мы пришли к выводу, что основной из них явилась недооценка трудностей рельефа местности, которая была выбрана командованием фронта для нанесения главного удара…»
Примечание. А кто мешал оценить родную местность? И где новейшие карты Родины?
«Другой причиной неудачи был недостаток танковых, артиллерийских, минометных и авиационных средств для обеспечения прорыва обороны противника.
Всё это командование фронта старалось исправить в процессе наступления, но сделать это не удалось».
И вот ещё один сравнительный пример военного таланта полководцев Жукова-Ефремова, их отношения к простому солдату. Как известно, полководцы были земляками.
17 января 1942 года командование 33-й армии получает боевое распоряжение за № 605(Ш), согласно которому армия должна была форсированным маршем наступать на Вязьму.