– Несколько дней назад казалось, что мой сын обречен. Но сегодня врачи настроены более оптимистично. Многие признаки позволяют предположить скорый выход из комы. Хотя опасность осложнений остается.

Изабель Кондруайе села. Лицо ее хранило жесткое выражение, но в нем уже не было враждебности, только сосредоточенность. Она произнесла тихим голосом:

– Но мальчик ведь не говорит, так чего вы от меня хотите…

– Он все время повторял одни и те же слова. Вернее, два слога: лю и сянь…

– Никакой другой информации о его этнической принадлежности у вас нет?

– Нет. Только эти слоги.

Этнолог долго молча смотрела на странную собеседницу. На Диане был забавный пиджак-редингот из неотбеленного полотна, шею украшали бусы из кусков горного хрусталя, серебряная шпилька удерживала волосы в пучке. Наконец Изабель спросила холодным деловым тоном:

– Вам известно, на скольких языках и диалектах говорят в регионе Андаманских островов?

– Точную цифру не назову.

– Их больше двенадцати.

– Я имею в виду строго ограниченный участок, точку на карте. Приют в Ранонге и…

– Если мы примем во внимание процессы, связанные с внутрибирманскими конфликтами, войны наркокартелей и миграцию населения из стран «золотого треугольника» и Индии, таких языков около двадцати. А возможно, и тридцати.

– Повторяю: у меня есть только два этих слога. Но вы должны знать специалистов по каждому из диалектов. Я могу…

Изабель раздражилась:

– Несколько слов нам не помогут! Особенно те, что есть у вас. Только в тайском языке одно и то же слово может иметь несколько значений, и зависит это от того, на каком слоге сделано ударение, или от того, стоит слово в начале или в конце предложения…

На город опускались сумерки. Многослойное стекло сверкало пунцовым светом, как будто гнев Изабель воспламенил его.

– Мне очень жаль, но без произношения поиск не имеет никакого смысла, – отрывистым тоном закончила она. – Я ничем не могу вам помочь.

Диана лучезарно улыбнулась в ответ:

– Я предвидела это.

Она вытащила из сумки ярко-красный магнитофон из установки караоке, на который Люсьен записывал собственные песни. Диана знала, что идентифицировать диалект, не слыша звучания и выговора, невозможно, и вспомнила о существовании этой кассеты.

Она нажала на кнопку «Play». В комнате зазвучал гортанный голос Люсьена. Отрывистые слоги раскатывались по вечернему безмолвию, как стеклянные шарики, которыми так любят играть дети. Изабель Кондруайе выглядела ошеломленной.

Диана выиграла сражение. Но она не наслаждалась своей победой. Детский голос захватил и ее. Она не слушала кассету со дня аварии. Модуляции голоса Люсьена заполнили пространство комнаты, она физически ощущала его присутствие, видела лицо сына, его плавные движения, и сердце у нее обливалось кровью. Загнанная куда-то в глубь души, печаль в мгновение ока вырвалась из-под спуда, к глазам подступила обжигающая влага.

Диана опустила голову, прикрыла лоб рукой. Она не хотела плакать. Съежилась, сжалась в клубок, а голос все звучал и звучал, взлетая под потолок залитой алым светом аудитории.

Внезапно наступила тишина.

Диана подняла глаза. Этнолог остановила запись, поняв, что происходит с Дианой. Ее губы разомкнулись, но Изабель уже поднялась и положила руку ей на плечо.

– Оставьте мне кассету. – Ее голос, всего несколько секунд назад звучавший сухо, даже жестко, показался Диане почти нежным. – Посмотрим, что я смогу сделать.

Плотно прижатые друг к другу ладони.

Техникой Вин-Чун Диана владела в совершенстве, приемы она выполняла быстрее всех. Наносить удары и уклоняться приходилось в тесном контакте с соперником. Удары кулаком, удары локтем. Удары ребром ладони. Град жестоких ударов, от которых невозможно уклониться или уйти в сторону: противники бьются, слившись воедино.

По логике вещей, многочисленные прикосновения чужого человека должны были вызывать у Дианы отвращение, но речь шла о спортивной схватке, и ее фобия не подавала сигналов мозгу. Больше того – контакт доставлял скрытое удовольствие. Она как будто смаковала извращенность жеста – ласку, превратившуюся в удар.

А еще у Дианы был секрет: из-за близорукости она могла одержать победу только в ближнем бою. Диана обратила слабость в силу, научилась биться на минимальной дистанции, делая ставку на скорость. Рисковала – отчаянно, но расчетливо, сбивая с толку соперниц.

Этим вечером тренировка в зале Мобер-Мютгоалите могла стать идеальной разрядкой. После звонка Терезе и встречи с Изабель Кондруайе Диана поехала прямо в больницу. Люсьен проходил обследование, и ее к нему не пустили. Она разъярилась, но, узнав, что Дагер собирается наутро вынуть дренажные трубки, мгновенно успокоилась.

И все-таки, вернувшись домой, Диана чувствовала себя подавленной. Убийство фон Кейна заставляло забыть обо всем остальном, даже о том, что Люсьен вышел из комы. Она все время думала об убийце, чья рука скрутила внутренности жертвы. О стенах, заплеванных полупереваренной брусникой. О мерцающем экране, на котором они увидели оскверненное чрево иглоукалывателя. В голове у Дианы все смешалось.

Кстати, здание детской больницы теперь охраняли полицейские в форме. Когда Диана поинтересовалась у госпожи Феррер, с чем это связано, та ответила односложно: «Безопасность!» Какая, к черту, безопасность? Больнице Неккер что-то угрожает? По коридорам бродит убийца? Ответов у Дианы все равно не было, и она отправилась потеть в спортзал. Плотно прижатые друг к другу ладони. Не худший способ прогнать страх…

Первым делом Диана приняла обжигающий душ, после чего прослушала автоответчик. Репертуар не изменился. Друзья и знакомые жаждали узнать новости и выразить сочувствие. Мать тоже звонила. Услышав ненавистный голос, Диана каждый раз мгновенно нажимала на «Next».

Щеки у нее пылали, с волос текло, но она отправилась на кухню, заварила себе крепкий черный чай, расставила на подносе чайник, пиалу с «Пальмитос» и йогурты (она питалась в основном молочными продуктами и печеньем), отнесла еду в спальню и устроилась на кровати с купленными во второй половине дня книгами.

У Дианы была одна зацепка – слабая, косвенная, но зацепка! – но она возлагала на нее большие надежды и хотела попытаться понять, какие именно приемы акупунктуры фон Кейн применил к Люсьену. Эта техника была каким-то образом связана с другими событиями той роковой ночи.

Через час она нашла подтверждение многим фактам.

Первое: Эрик Дагер был прав. Физиологически иглоукалыватель не воздействовал на какие-то особые точки. Ни на нервы, ни на мускулы, ни даже на наиболее чувствительные кожные покровы – во всяком случае, не всегда. Никому пока не удалось доказать физическое, материальное существование меридианов внутри человеческого организма. Исследователи выяснили одно: иногда иголка высвобождает эндорфины – гормоны, обладающие обезболивающим эффектом. Были также выявлены электрические свойства некоторых точек. Однако ни один установленный факт не мог получить более широкого толкования, все они были вторичны по сравнению с потрясающими результатами Рольфа фон Кейна.