Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сергей Александрович, – сказал Арбуз Иваныч, доставая какие-то бумажки, – вот посмотрите, счет за материал.
Папа взял этот счет и сильно удивился:
– Это же копейки. За что же такая милость?
– Полковники тоже люди, – заметил Арбуз. – Не волнуйтесь, все законно. Эти материалы давно списаны и уценены. В соответствии с нормативами. Подписывайте, не беспокойтесь.
– Ладно, – сказал папа. – Немного позже. – И он убрал листочек в карман.
Арбузу это не очень понравилось. Но он ничего не возразил. А потом встал и сказал:
– Можно с вами поговорить по делу? В сторонке.
– Отчего же нет? – Папа тоже встал. – Пойдемте на диван. Только садитесь осторожно. Он воет.
Они пошли к дивану. Павлик проводил их настороженным взглядом. А потом стал занимать гостей веселым разговором.
Диван довольно гостеприимно отнесся к посетителям. Поворчал немного и затих. Наверное, к разговору прислушивался. Но вдруг услышал что-то такое, что взревел укушенным медведем. Это встали, вернее, разом вскочили папа и Арбуз.
– Все, – довольно спокойно сказал папа, – поговорили. И завтра же утром чтобы ничего этого, – он указал на доски, – здесь не было.
– Как знаете, – с затаенной злобой сказал Арбуз. – И кто из нас пожалеет – еще неизвестно.
Тут папа приостановился.
– Вы пытались дать мне взятку – я стерпел. Теперь вы мне угрожаете – этого я стерпеть не могу. Вон отсюда! Вместе со своей командой.
– А мы не ихняя команда! – заверещали хохлатки. – Мы сами по себе.
Но они быстренько покидали в сумки остатки пирожков и вместе с Арбузом исчезли за калиткой в темноте летней ночи.
– Где-то я его видел, – вдруг сказал Кощей. – И этих теток тоже.
– На станции, – хихикнул Алешка. – Они там пирожками торгуют.
– Ты не прав, – покачал головой Кощей. – Тут другая заморочка.
– Коваль? – спросил его папа. – Проходили по делу о хищении картин у писателя Красникова? Занимались маскировкой?
– Так точно, гражданин полковник. Сдается мне…
– Подождите, – сказал папа. – Тут есть две пары юных ушей. Отойдем в сторонку.
Они, конечно, в сторонку отошли, но и две пары юных ушей развернулись им вслед, как радиолокаторы. Однако уловить удалось немного. Обрывки какие-то: «Кликуха у него – Ванятка… У Леонарда на подхвате… Наводчицы…»
По Алешкиным глазам я понял его желание: «С этого места – поподробнее, пожалуйста». Но желание не было высказано, а значит, и не было исполнено.
Папа стал собираться в Москву. А Павлик собираться не стал. Они о чем-то еще пошептались, и папа уехал, а Павлик ушел.
– К невесте пошел, – сказал ему вслед Алешка. – Соскучился по июльской девушке.
Мама хотела дать ему подзатыльник, но передумала. И сказала:
– Раз уж все нас покинули, давайте еще чайку попьем. У Алешки полные карманы конфет. Только я комаров боюсь. У меня на них лимит кончается.
Про этот лимит – смешная семейная легенда. Алешка как-то прочитал страшную историю, как некоторые дикие люди привязывают в лесу какого-нибудь провинившегося человека к дереву, и тучи комаров выпивают из него всю кровь. Мама очень не любит комаров, она сразу же вспомнила свое детство и раннюю молодость, и всех комаров тех лет, которые пили ее кровь. И она решила, что ее не так уж много у нее осталось. Лимит на комариные укусы близится к концу. Я все-таки думаю, что она шутит. Иначе она бы очень любила лягушек – ведь они питаются комарами. Но лягушек, как и мышей, мама тоже не очень любит.
Алешка сломил веточку и пообещал, что будет отгонять от мамы комаров. И размахался так, что чуть не зацепил ее по носу.
– Нет, – вздохнула мама, – лучше все-таки комары.
– Кенгуру бы завести, – задумчиво сказал Алешка.
– Это еще зачем? – всерьез испугалась мама. Она, оказывается, кенгуру тоже боится.
– Как зачем? Будет тут прыгать, комаров ловить. Или лучше стадо лягушек.
– Пошли лучше спать, – сказала мама. – Без лягушек и без кенгуру. Убирайте со стола.
– Давай, Дим, убирай со стола, а я буду тебя от комаров отмахивать.
Ну да, кенгуру-то у нас нет. И стада лягушек тоже. Пока что…
Дома мама опять вовсю любовалась ажурным подсвечником. А Лешка вовсю хвалился, какой он выковал кривой листочек. А потом вдруг заспешил наверх, спать. Как-то подозрительно.
– Ложись, мам, – заботливо сказал он. – И свечки выключай.
– Жалко, – вздохнула мама. – Такая прелесть. Особенно вот этот листочек.
Кривой, конечно.
Больше всех расстроилась мама. Она поняла, что ее мечта о комнате на втором этаже принимает все более туманные и расплывчатые очертания. И она, конечно, огорчилась, что любезный Иван Иваныч, который выпил в ее гостеприимном сарае цистерны две чая, оказался жалким аферистом. А симпатичные и веселые хохлатки – его сообщницами.
– Леш, – спросила мама на следующее утро, – как ты думаешь, зачем они с нами подружились со своими пирожками и «уишнями» в банках?
Лешка промолчал. То ли маму не хотел тревожить, то ли сам еще не знал, то ли… не хотел спугнуть хохлаток.
– Леш, – продолжила мама, – а кто из них тетушка Марта?
– Никто, – сказал Алешка. – Еще не хватало. – Он незаметно подмигнул мне.
Я его подмигивание понял так: не удивляйся, не делай большие глаза, тетушка Марта не все должна знать.
– Леш, – опять спросила мама, – а вот эти пирожки, которые они приносили… они съедобные, как ты думаешь?
Мама у нас очень красивая, но очень наивная. И забывчивая.
– Не отравлены, не бойся, – успокоил ее Алешка. – А вообще, они мне нравятся. Мне их даже жалко.
– Пирожки?
– Хохлатки. Они, мам, добрые. Это, мам, их Арбуз Иваныч с толку сбивает. – И без всякого перехода: – А можно мы к Кощею сходим? Чего-нибудь еще скуем. Фигню какую-нибудь. Вроде аленького цветочка. Подарим его тебе на 8 Марта. Ты будешь счастлива.
– Ну если так, если ты не врешь, то идите. Но к обеду чтоб были дома.
Я не стал ничего спрашивать у Алешки. Он так решительно шагал в сторону кузни, что даже показался мне полководцем давних лет. Прямо так: на груди бинокль и два ордена, на правом боку маузер в деревянной кобуре, на левом – шашка. И руками отмахивает, как солдат в строю.
Спроси его сейчас: «Лех, а Лех…», он тут же отрубит:
– Отставить! Разговорчики в строю! Левой, левой, раз-два-три!
Оставалось только ждать развития событий и постараться понять, в какую сторону они развиваются.