Этот приказ Пилат исполнит даже слишком точно.

* * *

Ирод Антипа, которому уже под пятьдесят, ясно понимает: от верности Тиберию зависит и власть его, и сама жизнь. Он долго прожил в Риме, там получил образование, впитал римскую любовь к литературе, поэзии и музыке. Еврей Антипа даже одевается как римский аристократ: простой одежде собственного народа он предпочитает римскую тогу.

В Риме Антипа приучился поливать еду рыбным соусом – острой приправой с сильным запахом и вкусом, изобретенной римскими поварами, чтобы маскировать несвежую пищу (ведь люди еще не знают холодильников!). Он посещал гонки колесниц в Большом Цирке. Вполне возможно, даже держал любовницу-рабыню. Проституция в Риме вполне легальна и даже облагается налогом. Для мужчины-гражданина Рима непозволительно лишь одно – играть пассивную роль в гомосексуальной связи; поэтому слухи о романе Юлия Цезаря с царем Вифинии враги припоминали ему еще много лет.

Власть Антипы над иудейскими крестьянами безгранична, однако перед Римом он бесправен. С каждым днем римская власть все более тяжела для иудеев; но Антипа не смеет даже намеком выразить недовольство каким-либо решением Тиберия. Страх перед императором мешает ему провести реформы, которые облегчили бы положение еврейского народа. Антипа в ловушке: он держит рот на замке и находит облегчение в том, что богатство его все растет.

* * *

Быть может, Римская империя необъятна; но во все концы ее распростерлись дороги, проложенные римскими легионами, и даже с самыми дальними аванпостами Рим связывают оживленные морские пути, а это означает, что слухи здесь распространяются быстро. Слуги не умеют держать язык за зубами, и рассказы о жестокости и распутстве Тиберия расползаются по стране. Говорят, он убивает ни за что, по подозрению в малейшем проступке истребляет целые семьи. Растлевает детей. Жестоко мстит тем, кто ему отказывает, – даже женщин благородного происхождения, жен знатных и заслуженных людей, бросает на поругание своим рабам.

Антипа – не Тиберий. У правителя Галилеи немало пороков, худшие среди них, пожалуй, тщеславие и слабость характера, но на императора Рима он ничуть не похож. И все же испорченность Тиберия, словно гниль, просачивается в плоть даже самых отдаленных провинций, подрывает дисциплину и законность. Император никогда не ступит на землю Иудеи, никогда не встретится лицом к лицу с Иисусом из Назарета или с паломниками, прибывающими в Иерусалим на каждую Пасху; однако каждое решение нового римского прокуратора Понтия Пилата вызвано желанием угодить Тиберию. То же можно сказать и об Антипе: достаточно вспомнить, что свою роскошную новую столицу на берегу Галилейского моря он назвал именем всемогущего императора.

Такова жизнь в Римской империи, уже начавшей медленный путь к закату. В правящем классе почти не найти ни справедливости, ни благородства. Так что иудейские крестьяне ждут спасителя, обещанного им пророками. Некоторое время люди думали, что это Иоанн Креститель. Но теперь он в темнице.

И вот, начинаются осторожные разговоры о другом человеке, который больше Иоанна. Об Иисусе из Назарета.

ИЕРУСАЛИМ

АПРЕЛЬ, 27 ГОД Н.Э.

ДЕНЬ

Сжимая в руке свернутый веревочный бич, Иисус поднимается по ступеням храмового двора. Вокруг паломники, прибывшие в Иерусалим на Пасху. Сотни тысяч верующих иудеев вновь преодолели немалое расстояние – многие приехали из Галилеи, Сирии, Египта, даже из Рима, – чтобы отпраздновать главный день иудейского года. Надо сказать, решение это не совсем добровольное: отсутствие в Храме во время Пасхи – одно из тридцати шести прегрешений, влекущих за собой священное наказание, именуемое карет, то есть «отсечение» от Бога. Те, кто совершит такой грех, неминуемо умрут безвременной смертью или претерпят другую кару, известную только Божеству[32]. Так что и в этом году, как и каждую весну, начиная с детства, Иисус из Назарета совершил путь в Иерусалим.

Весь город охвачен духовным подъемом – ведь все это множество иудеев сошлось вместе, чтобы отдать дань своей вере и воспеть хвалу своему Богу. Храмовые рабочие отремонтировали грязные городские улицы, привели их в порядок после зимних дождей. Кладбища и гробницы отмечены особыми знаками, чтобы никто из паломников случайно не осквернил себя, прикоснувшись к нечистому. Выкопаны колодцы, в которых можно совершить ритуальное очищение, прежде чем входить в Святой Город. В скалах высечены миквот (бассейны для очищения), в которые спускаются по каменным ступеням набожные пилигримы.

Сам Иисус также погружается в микву на последнем привале перед Иерусалимом. В стенах города встречают его сотни временных глиняных очагов, сложенных для того, чтобы каждый паломник мог приготовить себе пасхальный ужин из жертвенного ягненка, прежде чем сядет за Седер – праздничную трапезу. Со всех сторон слышит он блеяние овец: скот и пастухи, спустившиеся с холмов, запрудили узкие городские улочки. Он не слышит, но прекрасно представляет себе трубные звуки серебряных рогов и стройный хор левитов, эхом отдающийся сейчас во внутреннем дворе Храма, где приносят в жертву невинного пасхального агнца. Священник собирает кровь в золотой сосуд и разбрызгивает по алтарю, ягненка подвешивают на крюк и сдирают с него шкуру. Далее следуют молитвы благодарения, так называемые «Халлель»[33], и дворы Храма гудят от звучных возгласов: «Аллилуйя!»

Такова Пасха в Иерусалиме. Так проходит она с тех пор, как восстановлен Храм. Каждая Пасха уникальна, с каждой связаны особые личные истории, но ритуалы остаются неизменными.

Но сейчас, входя во Двор язычников, Иисус готовится предпринять смелое, даже революционное действо.

Эта Пасха будет непохожа на все прочие. Гневные слова, произнесенные Иисусом, навеки останутся в истории. Сжимая в кулаке веревочный бич, Иисус готовится исполнить свое служение.

* * *

В частично закрытых храмовых дворах стоит густая вонь скота и крови. Возле одной стены, под навесами, стоят рядком столы так называемых шульханим, то есть «менял». Перед этими пронырливыми людьми выстроилась длинная очередь гостей столицы, жаждущих обменять свои скудные богатства в звонкой римской монете. Дело в том, что римские деньги украшены изображениями живых существ – богов или императоров. Эти монеты необходимо поменять на шекели[34], стандартную иерусалимскую валюту. В соответствии с иудейским законом, запрещавшим скульптурные изображения людей, на шекелях изображаются растения и иные неодушевленные предметы. К шекелям или, как их еще называют, «деньгам храмового налога» многие паломники относятся неодобрительно: это единственная валюта, которой можно платить ежегодный налог или приобретать скот для ритуальных жертвоприношений, и Храм серьезно наживается на денежном обмене.