Мария купила цветы, скромные, но достойные, и супруги вошли на кладбище.

– Ты знаешь мать в лицо? – спросила Маша.

– Сориентируюсь, – ответил Гуров. – Не забудь, нам необходимо попасть на поминки.

– Нас пригласят, – уверенно ответила Мария, и они пошли по центральной аллее среди старинных памятников и скромных современных могил.

Каждый знает, на кладбище и воздух особенный, более свежий, чуть терпкий, и люди ведут себя совсем иначе, не суетятся, больше молчат, а разговаривают тихо, короткими фразами.

Гуров определил для себя, что ищет группу пожилых женщин, человек пять-восемь, не более, одетых скромно, даже бедно, среди них возможны одна-две пьяные, более говорливые. Из рассказа Валентина Нестеренко сыщик понял: достаток матери и дочери лежал ниже уровня бедности. Ну соберутся соседки по дому, может, мужичок-пенсионер присоединится в надежде, что стаканчик нальют.

Мария остановила мужчину в комбинезоне и с лопатой, спросила:

– Извините, сейчас где проходят захоронения?

– Натолклись, словно кильки в банку, мест давно нет, а они все лезут. – Рабочий был поддатый и отчего-то агрессивный, видимо, попало от начальства.

Гуров взял его за бицепс, умышленно сделал больно, тихо, но жестко спросил:

– Ты себе-то местечко оставил?

Видно, мужик был неслабый, к такому тону не привык, больше сам командовал, но, почувствовав хватку незнакомца, услышав уверенный голос, возникать не стал, спросил:

– У вас какой номер?

– Не знаю. – Гуров тронул небритую щеку могильщика. – На бритье не хватает? Подождать, пока люди с родными попрощаются, сил нет?

– А где ты видел нашего брата трезвым? – Мужик хотел взглянуть вызывающе, но, столкнувшись с парой голубых, жестких, словно ледышки, глаз, умолк. – Кого хороните?

– Алену Васильеву, двадцать лет, – ответил Гуров. – Провожают ее пять-шесть женщин.

– И все нищие, – хмыкнул могильщик. – Это Витьке повезло. Вон туда ступайте! – Он махнул рукой в неопределенном направлении.

– Проводишь и Витьке поможешь, – сказал Гуров и подтолкнул мужика в боковую аллею, незаметно для Марии ткнув двумя пальцами под ребра. – Деньги будут.

Мужик икнул, схватился за бок и потрусил вперед.

– Ты здесь-то можешь человеком, а не ментом быть? – зашептала Мария.

– Не могу! – Гуров ответил так, что Мария замолчала. Вскоре они подошли к группке женщин, которые стояли, сбившись в кучку, а мужик в робе лениво ковырял лопатой сухую землю.

– Я же заплатила, могилку обещали заранее приготовить, – говорила худая женщина, прижимавшая к груди урну с прахом.

Гуров подтолкнул Марию и напомнил:

– Елена Петровна.

Мария сказала:

– Здравствуйте, извините. – Обняла мать Алены за плечи и зашептала: – Дай бог вам сил, Елена Петровна. Не волнуйтесь, сейчас все образуется. Муж распорядится, – и отвела женщину в сторону.

Гуров подошел к мужикам, сунул каждому в карман по нескольку купюр, сказал:

– Даю пять минут! И не дай бог задержаться. Захоронить урну – не могилу вырыть!

Могильщики перебросились парой слов и вонзили лопаты в землю, но Гуров остался недоволен, у одного лопату отобрал, сказал:

– Веди сюда бригадира. Бегом!

Мужик что было сил затрусил к входу, а Гуров смачно плюнул на ладонь и начал копать. Оставшийся с ним рядом глянул испуганно и тоже принялся за дело.

Минут через пять шепнул:

– Для урны хватит.

– Копай, падла, зашибу, – спокойно ответил Гуров.

Вернулся гонец и, видимо, бригадир, притащили цементный квадрат в виде оконной рамы, уложили на яму.

Мария подвела к могиле мать покойной, женщины встали на колени, опустили урну, руками засыпали землей. Гуров помог женщинам подняться, затем взял мать и бригадира под руки, заговорил:

– Заборчик невысокий, скамеечку, я скоро мраморную доску поставлю. Елена Петровна скажет, что написать. Ты, – он ткнул жестким пальцем бригадира в грудь, – проследишь.

– Конечно-конечно. Мы с радостью, по-христиански, – бормотал бригадир. – Надо в контору идти, все оформить.

– У тебя плохо со слухом? Ограду и скамейку поставить к вечеру. Завтра приеду, взгляну, бумаги подпишу. А ты старайся, на кладбище тесно, но для тебя место найдется. – Гуров отсчитал в кармане пять бумажек, протянул бригадиру пятьсот долларов. – Все понял или повторить?

– В лучшем виде, в лучшем виде, – бормотал бригадир, пряча деньги. – Все по-христиански.

Гуров кивнул Марии, и она повела мать к центральной аллее, бригадир проводил женщин взглядом и уже нормальным голосом сказал:

– Мамаша дала триста рублей, сказала, у нее больше нету.

– У нее и нету, я сегодня прилетел, – ответил Гуров.

– А вы кто покойнице будете?

Гуров взял его за отвороты куртки, приподнял так, что мужичок еле касался земли носками ботинок:

– Я – прохожий! Под кем сегодня кладбище?

– Мне неизвестно, я человек маленький. Братки заходят, так они со мной дела не имеют.

– Передай браткам, приезжала «контора». Запомнишь? «Контора»! Если у них имеются вопросы, я буду у могилы послезавтра в девятнадцать. Усек?

– Сделаем!

– Значит, ограда, скамейка. Мраморную доску привезут. – Гуров кивнул, пустился догонять женщин. «Пежо» – машина с виду небольшая, но вместительная. Мать с Марией, обнявшись, сели спереди, рядом с Гуровым, остальные поместились сзади.

Минут через сорок они уже были в одном из переулков старой Москвы. Глядя на сервировку стола, Гуров вспомнил рассказы мамы о празднествах военного времени.

– Маша, узнай, сколько всего будет человек? – сказал Гуров.

– Уже узнала. Двенадцать. Возьми с собой женщину, докупи чего надо, не вздумай покупать дорогую рыбу и шампанское, – наставляла Мария мужа, заметив, что хозяйка за ними наблюдает, перекрестила, подтолкнула к дверям.

С сыщиком в магазин отправилась девчонка лет пятнадцати, дочь соседей Васильевых. Девочка поглядывала на Гурова с любопытством, потом сказала:

– А я вас раньше в доме не видела. Вы давно покойную знали?

– Я, дочка, не знал Алену. Она дружила с тобой?

– Она была взрослая и со школы дружила с Антоном, – ответила девочка. – Меня Светкой зовут, а вас?

– Лев Иванович. – Гуров улыбнулся. – Ты придумала, что мы с тобой будем покупать?

– Картошки купим, помидоры, огурцы, лук. Я салат сделаю. А у вас много денег? – Она взглянула хитро. – Из нашего супермаркета без штанов можно уйти.