– А вот и нет, – нехотя заспорил он.

– А вот и да! – настаивала я. – Мы, когда с бабушкой из сада идем, знаешь, сколько всего происходит? И машины едут, и прохожие всякие, и знакомых можно встретить случайно. Я вот вчера видела крысу, которая таскала недоеденное из тарелок на веранде кафе. А бабушка позавчера на улице аж со своей школьной подругой внезапно столкнулась!

И я только хотела в красках рассказать про то, как долго ахали, охали и обнимались две бабушки, и про то, как, пока они обменивались телефонами, я скормила свой сырок, бессовестно выдаваемый мне за мороженое, проходящей кошке, как Мальчик меня прервал:

– Ничего ты не понимаешь!

Я немножко обиделась и выложила свой самый козырный аргумент:

– Мы вот с бабушкой вчера гуляли в лесу и встретили собаку.

– И что? – не отводя взгляда от чего-то за моей спиной, лениво спросил Мальчик.

– А собака пошла за нами, но Бабушка ее прогнала, – затараторила я. – А сегодня утром мы открываем дверь, а она…

– И что?

Вопрос его словно ведром ледяной воды охладил мой пыл рассказать в подробностях, каким чудесным образом пес оказался под нашей дверью аж на девятом этаже.

Повисло тяжелое молчание.

Но Мальчик не уходил, а все время смотрел куда-то сквозь кусты, поверх моей головы.

– Что ты там высматриваешь?

– Хочу увидеть, как там у вас…

Что у нас можно было увидеть такого необычного, я никак не могла понять:

– Сказала же – скучно!

Он удивился:

– Почему?

– Потому что тут все понарошку. Даже машинки на площадке сделаны как качели и карусели. И переход через дорогу начерчен неправильный – маленький и узкий. Коляски для кукол игрушечные. Кастрюльки пластиковые. Я вот одну такую дома на плиту поставила, а она вдруг завоняла, смялась и стала черной…

– А ты как хотела?

– А я хотела бы, чтобы как у вас там снаружи – все по-настоящему.

– Ты хочешь быть взрослой?

Я не знала, хочу ли я быть взрослой – просто об этом никогда еще не думала! – и потому замешкалась с ответом.

– Вот и я не хочу, – подытожил Мальчик, и разговор опять оборвался.

Но говорить-то о чем-то было надо – не молчать же бесконечно!

– Смотри, какая красивая машина едет!

Мальчик нехотя оглянулся:

– «Фольксваген».

– Что?

– «Фольксваген»… Марка такая.

Он поставил свой грязный рюкзак на землю и сел на него:

– Это немецкая машина.

– А это? – спросила я, просто чтобы не обидеть его, – про машины, честно говоря, мне было слушать скучно.

– Это наш «жигуль». А вон «Волга» поехала. – Мальчик снова обернулся ко мне. – Вам сегодня на завтрак бананы давали?

– Нет.

– И нам не давали. А я бананы люблю. Нам их в детском саду каждое утро возле каши раскладывали.

– В нашем детском саду? – Я очень удивилась.

– Нет, в другом. Там. – Он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону по улице.

Мы помолчали.

– Я про все машины теперь все-все знаю, – неожиданно продолжил Мальчик, и в его бесцветном голосе прозвучало нечто вроде гордости. – У нас по всему дому автомобильные журналы валяются – папа их много покупает. Он хочет «мерс»… И я тоже…

– А что такое «мерс»?

– Тачка такая. Крутая очень.

– А‐а‐а, – протянула я, делая вид, что мне все понятно, хотя на самом деле не было понятно ничего.

Разговор опять оборвался. Но Мальчик уходить не собирался, продолжая высматривать что-то поверх наших кустов.

– А чего ты сидишь на рюкзаке?

– А на чем мне сидеть? – удивился Мальчик.

– У меня тут поваленное дерево есть. Хочешь, вместе посидим?

Мальчик обрадовался:

– Хочу, но… я же за забором.

– А ты лезь сюда.

– Забор высокий…

– В нем есть дыра, я тебе покажу.

Он протиснулся между выгнутыми прутьями за углом, прошлепал по шелестящим листьям, и мы вместе сели под желтеющим сиреневым кустом наблюдать за настоящими делами улицы.

Вот женщина тащит целых четыре пакета. Из пакетов торчат батоны, бутылки с молоком и капуста.

– Уронит, – сказал Мальчик.

– Нет, – сказала я.

А вон машина тормозит, из нее пулей вылетает мужчина с папкой. Машина тут же отъезжает. Мужчина сломя голову бежит на переход – ему как раз загорается зеленый свет – и тут роняет папку. Белые листы обильно устилают тротуар. Он на лету смешно ловит их, с трудом перегибаясь через свой живот, а пешеходный светофор неумолимо отсчитывает отведенные людям «зеленые» секунды.

– Успеет, – сказала я.

– Не успеет, – сказал Мальчик.

Кое-как, неловко, ворохом бумажки собраны и засунуты в папку. Но тут для пешеходов зажигается красный. Машины, рявкнув, стартуют с места.

– Побежит, – говорит Мальчик.

– Не побежит, – говорю я. – Он же взрослый. Моя Бабушка всегда со мной стоит и дожидается зеленого.

– Он очень торопится.

– Ну и что?

И тут мужчина, ловко лавируя между машинами, все же побежал.

– Я же сказал, – с довольной усмешкой проронил Мальчик.

Мы опять замолчали.

Худенькая молодая женщина, налегая на ручку всем своим невесомым телом, словно груженную углем вагонетку, старательно толкает перед собой детскую коляску.

– Мальчик, – говорит Мальчик.

– Девочка, – заявляю я безапелляционно.

– Кто угодно, – соглашается Мальчик и примирительно поясняет: – Коляска же непонятно какого цвета.

Мы, видимо, оба представляем себе этого «ктоугодно», потому что вдруг одновременно начинаем смеяться.

– Ну, наконец-то ты хоть в чем-то со мной согласен, – говорю я.

– Да, – скупо роняет Мальчик, и мы опять замолкаем.

Через какое-то время он вдруг произносит:

– Ты права. Отсюда все выглядит гораздо интереснее. Забавно наблюдать, как все куда-то торопятся.

– Всем к кому-то надо, – заключила я.

– Почему так решила?

– Так ясно же: с портфелями – на работу к начальнику, чтобы не ругался, с пакетами – домой, приготовить обед. А без всего – из сада и школы детей забирать. Я вот тоже сегодня очень тороплюсь. Прямо как Бабушка придет, так домой бегом побегу.